Увидела меня, весело крикнула:
— Заходи! И позови сюда Жорку!
Я сразу сообразил: раз тётя Павлина созывает «публику», значит, изобрела что-то необычное. Сбегал за Жоркой.
Тётя Павлина ухватила нас за руки, подтащила к столу:
— Вот!
Мы стояли, немного разочарованные: перед нами лежал лишь лист бумаги, исписанный длиннющими формулами.
— Видите?
— Видим…
В наших голосах тёте Павлине что-то, должно быть, не понравилось: она внимательно на нас посмотрела и дала легонького щелбана сначала мне, потом Жорке.
— Эх вы, гомо примитивус!.. Это же гены!.. Гены агрессивности!.. Айда!..
В лабораторию ворвалась, словно вихрь:
— Колбы!.. Реторты!.. Раствор!.. Быстрее вы, остолопы!.. Термостат!.. Лазерные скальпели!..
Оранги метались, как ошпаренные, мы с Жоркой отошли подальше, чтобы не попасть тёте под руку. Ещё швырнёт колбой.
Я уже знал. Пробовал.
— Как ты думаешь, выйдет что-нибудь? — тихонько спросил мен Жорка.
— Выйдет! У моей тёти всё выйдет!
И у тёти Павлины таки вышло. Только не в тот же день, а на четвёртый. Представляю, сколько колб она перебила и сколько чертей наслала на несчастных орангов.
Нас ещё в первый день отослала домой.
— Идите спать! Нечего вам здесь делать.
— А вы? Уже ж поздно!
— Я ещё полчасика побуду, а потом тоже пойду.
Те «полчасика» растянулись на целую ночь. И весь следующий день… И ещё ночь и день. Тётя Павлина не выходила из лаборатории, пока не закончила. «И подмела за собой», — как она любила говорить.
Всё это время она там и ела, и спала. Урывками, по полчаса.
Появившись дома, аж шаталась от усталости.
— Ванну, погорячей!
Я уже знал, какую наливать — сплошной кипяток. Палец и то страшно обмакнуть. Жорка как попробовал, так сразу же и выдернул:
— Ты что?
— А что?
— Сварить хочешь?
— О, кого здесь хотят сварить? — Зашла тётя Павлина, уже в халате. Погрузила руку, поболтала её. — Добавь, Витя, ещё горяченькой! А теперь — марш отсюда, гененята чумазые!
Закрылась, полезла в ванну. Заухала так, что аж эхо по комнатам прошло. Потом зазвучала знакомая мелодия:
Вышла, красная, как рак. Горячий воздух так и струился вокруг неё.
— А теперь будем спать. Двадцать четыре часа. И не будить, даже если все на свете фюреры под дверями соберутся.
Упала на кровать и сразу же заснула. И проспала все двадцать четыре часа. Минута в минуту.
Проснувшись, позвала нас в кабинет.
— Сейчас я вам кое-что покажу.
Подошла к холодильнику, встроенного в стену, достала небольшую пробирку.
— Вот.
В пробирке был какой-то серебристый порошок и больше ничего.
— Это гены? — осторожно спросил Жорка.
— Детонатор… Детонатор для генов… Достаточно добавить лишь один миллиграмм в раствор, которым питают развивающихся в инкубаторах существа, и будущий агрессор готов! — Тётины глаза блестели возбуждённо и по-молодому. — Им захотелось агрессора — я дала им агрессора! Такого агрессора, что они ещё взвоют! — Тётя Павлина рассмеялась, полюбовалась пробиркой, осторожно понесла её к холодильнику.
В тот день в лабораторию набилось полным-полно орангов. Это были какие-то высокие чины, все в коричневой форме, с золотыми бляхами на груди. Прибыл даже сам Нг — ему почтительно уступили место в первых рядах.
Все столы были прибраны, тётя Павлина стояла в центре, серьёзная и важная. Заходя в лабораторию, наказала мне и Жорке:
— Стойте в дверях! И ни шагу дальше!
Мы, хотя ничего и не поняли, послушались. Только залезли на стол, чтобы лучше видеть.
Вот тётя отдала короткий приказ, и несколько ассистентов побежали в другой помещение, где стоял инкубатор. В зале нарастала напряжённая тишина, даже Нг замолк — только шею вытянул, пытаясь разглядеть, что там за дверями.
Ассистенты появились снова: волокли огромные носилки, на которых лежало что-то круглое, завёрнутое в белое.
Когда носилки опустили, тётя осторожно сняла покрывало.
По залу прокатились возгласы изумления. Налезая друг на друга, присутствующие пытались подойти как можно ближе к носилкам. А там, в большом стеклянном шаре с множеством трубочек сидело сгорбленное существо. Руками оно обхватывало ноги, голова лежала на коленях.
— Снимайте! — приказала тётя Павлина.
Ассистенты отвинтили стеклянную крышку.
Существо несколько минут сидело неподвижно, и нам с Жоркой уже начало казаться, что оно неживое. Но вот оно пошевелилось, подняло голову, раскрыло глаза. Потом начало медленно подниматься. Выбралось из стеклянного шара.
Это была настоящая гора мышц. На голову выше обычного оранга, и широченными плечами, с руками-колодами и ногами-столбами, оно стояло рядом с шаром и ничего, казалось, не видело: его глаза были пусты и бессмысленны, а морда с низким лбом и могучей нижней челюстью — каменно неподвижна. Оно ещё спало, и всё равно от его фигуры веяло такой могучей, дикой силой, что все оранги аж попятились от него.
— Колоссально!.. Невероятно!.. — прокатились возбуждённые голоса.