– А то! Мы с Маргаритой, когда узнали, что хозяйку нашу в морге с разбитой головой нашли, тут промеж себя немного пошептались и пришли к выводу: это она от горя вниз головой откуда-то с крыши сиганула либо под машину…
Вера прерывисто вздохнула. Однако интересное объяснение нашли женщины гибели своей бывшей хозяйки. Вера между тем продолжала откровенничать со мной:
– Зря Корнил Борисович так с Мариной… Она ему хорошей женой была, не смотри, что очень молодая. И за детками следила, и за порядком. Уж я-то знаю, не в первом доме работать приходится. Я такого понасмотрелась!.. Вот у одних, помню, работала, так хозяйка, как только муж за порог, – она тотчас к любовнику! Морду намажет, платье наденет такое, что просто срамота!.. А Марина нет, Марина не такая. Все по хозяйству хлопотала, все детишек чему-нибудь учила. В бассейн их возила, чтобы, значит, для здоровья польза была… А Корнил Борисович пьяные компании домой водил, да еще с девками! Где ж это видано – такое безобразие в своем доме устраивать?! Хоть бы о детях подумал! Они же все подмечают, у них создается понятие, что так себя вести – это нормально… Нет, зря, зря он Марине деток не отдал. Большой грех на себя взял, за то теперь и страдает. Думаете, Танечка наша просто так пропала? Как бы не так! Просто так, как говорила моя мать, покойница, и прыщ не вскочит. Это ему кара господня за блуд!
Вера продолжала убирать посуду, вздыхая и качая головой, а я подкинула ей новую мыслишку:
– Так он и сам сейчас, наверное, очень страдает: жена, хоть и бывшая, умерла, дочка неизвестно где…
– Это он-то страдает?! – возмутилась домработница. – Как же, страдает он, дождешься от него! Да если хотите знать, он вчера за полночь домой приехал! Вот так-то. Дорик его привез. Сам пьяный, щека – в губной помаде, веселый, все песни порывался петь. Мы с Дориком хозяина-то раздели, в постель уложили… А наутро он у меня кофе крепкий попросил. Видать, так хорошо вчера погулял, что теперь в себя прийти не может. Вот так-то! А вы говорите: страдает! Нет, такие не страдают! И смерть жены ему нипочем, и пропажа дочери… Никак очередную девку нашел, в ресторан водил. Это он любит. А Федоровна-то, мамаша ихняя, все хвалит сынка, не нахвалится! И умный-то он, и деловой, и папаша заботливый… А уж мужем каким был! Таких, мол, как мой Корник, поискать!.. Все уши мне про это прожужжала! Что значит материнская любовь: слепа, как старый крот!
– А отец Корнила Борисовича? Он здесь бывает?
– А! Бывает… Только редко. Он, между нами говоря, выпить горазд да жрать по ведру. Не поверите: за присест съедает две-три полные порции первого, потом столько же второго, ежели там котлеты – штук семь может зараз слопать! Да еще полпирога в придачу. Ей-богу, не вру! Мне аж смотреть на него – и то желудок скручивает! Это куда же в человека столько лезет! Вот уж верно говорят: ненасытная утроба. А как выпьет – такой дурак! Прости господи!.. Один раз – правда, давно это было – он пьяный ко мне полез… Зашел на кухню и зажал меня в углу! Я и так, и сяк – не могу от него увернуться. Я, конечно, женщина не слабая, я бы его так половником приложила! Либо доской разделочной… Так ведь нельзя: отец хозяина! Господи, думаю, сейчас Федоровна зайдет, она ж мне волосы за своего хряка выдерет! А Корнил-то наш увидел такое безобразие и, похоже, запретил отцу здесь появляться.
– Да, а я-то думала, это такая образцовая семья! Родители – учителя, папа – директор школы, сын – бизнесмен!..
– Хо! Образцовая!.. Сказала бы я вам, какая она образцовая, эта семейка! Учителями родители были в своем Заплаткино, или как там ихний поселок называется. Только теперь они на пенсии, да вот еще, благо дело, сынок их сюда перетащил. Они-то поначалу хотели и здесь в школу устроиться работать, ну, чтобы, значит, без дела не сидеть, опять же копейка лишняя. Только в городские школы их, похоже, не взяли. Уж как тут Федоровна всю нашу систему образования поливала! Слышали бы вы те слова от учительницы! А еще я вам скажу… – Вера понизила голос до шепота, хотя, кроме Вани и нас, в доме никого не было, –
– Это какими нехорошими? – сделала я удивленное лицо.
– Точно не скажу, только один раз, помню, хозяин со своим бухгалтером приехали сюда, домой, заперлись в кабинете – это на первом этаже, – а мне Корнил Борисович велел им кофе и бутерброды с икрой подать. Я все на поднос положила, понесла им, а перед дверью в кабинет остановилась, чтобы поднос в одну руку взять, а второй дверь открыть. Слышу, они там промеж себя говорят и, похоже, спорят, если не ругаются. Так вот, бухгалтер нашему и говорит: или, мол, плати мне, или кое-кому будет известно,