В пятницу вечером приехал брат. Поздоровался со мной весьма небрежно — он всегда считал меня бестолковой, ни на что не годной — и оставил своих дочерей, двух малышек шести и четырёх лет.
— Хотим выспаться раз в неделю, — пожал он плечами. — Марина устаёт, ей скоро рожать. Сына!
— Поздравляю, — промямлила я. Даже не знала, что его жена беременна. Или мама говорила мне, а я, занятая своими переживаниями, просто не запомнила.
— А ты как? Не нашла мужа?
— Нет.
— Ну ты всё-таки роди, хоть для себя. Сколько тебе уж, двадцать семь? Пора уже, пора.
— Двадцать восемь, — процедила я.
В общем, я почувствовала себя лишней. Провела вечер с племянницами, которые и впрямь были очень забавны и вызывали самые тёплые чувства, и засобиралась домой. Наверное, Эльза с Адамом наигрались в прятки, а Ярику уже надоело сидеть у моего дома.
— Неееет, неееет, — ныли Анюта и Дашка, цепляясь за мои ноги в прихожей. — Не уезжааааай.
В тот самый момент, когда они поняли, что тётя одним огрызком карандаша может нарисовать самую настоящую принцессу, мой авторитет в их глазах вырос в разы, и отпускать они меня не хотели.
— Может, ещё на несколько дней останешься? — поддержала девочек мама.
— Нет, — сказала я. — Домой хочу.
Сказала и поняла, что на самом деле соскучилась по своей квартирке, по её гулкому одиночеству, по тишине. Поцеловала маму, попрощалась с папой, расцепила маленькие пальчики и ушла. Пусть родные и не понимали моей жизни, все-таки она моя, другой я не знаю. И уезжая из города, в котором родилась, поняла, что он перестал быть родным. Вообще, я чувствовала непонятную лёгкость, словно ничего меня не держало, словно я могла следовать туда, куда хочу. Но вот понять, куда именно хочется, это уже проблема. Поэтому ноги вели меня туда, куда привыкли — домой.
Уже в междугороднем автобусе, на сиденье с неудобной спинкой, которая не позволяла удобно устроить голову, я, поддавшись настойчивому желанию, вдруг полезла в сумку, достала блокнот, в который ни разу за последние дни не заглянула, и с опаской его открыла. Он раскрылся сразу на той страничке, на которой я и рисовала Адама. От неожиданности я вдруг испугалась и даже закрыла глаза. Потом приоткрыла один, осторожно, будто подглядываю. Ничего не случилось, ничего и не могло случиться. Все так же неспеша ехал вперёд длинный автобус, оставляя позади километры и неуклонно везя меня к цели. Сосед по сиденью тихонько похрапывал, склонив голову, спереди автобуса доносилось монотонное пение маленького ребёнка. Я накрыла лицо Адама ладонью, пряча от самой себя, от окружающих. Но никто на него не покушался, я убрала руку.
Он был именно таким, каким я его запомнила. Отстранённый взгляд, смотрящий словно вглубь себя, точеные черты. Такой близкий, такой бесконечно далёкий. Интересно, на что я рассчитывала, собравшись в новогоднюю ночь начать новую жизнь? Идя рука об руку с совершенно незнакомым человеком, притворившись той, которой не являюсь, бросив все, что имела? Я вздохнула, закрыла блокнот и спрятала его на самое дно сумки.
От вокзала я поехала на такси. Вышла у своего подъезда и огляделась вокруг в поисках машины, в которой мог бы прятаться Ярик и ему подобные. И с огорчением констатировала факт — я не узнаю ни одной припаркованной машины, ранее я просто не обращала на них внимания. Так что, какая может принадлежать соседу, а какая наблюдателю, осталось для меня тайной. Ну и ладно, мне все равно надоело прятаться.
Мой почтовый ящик был полон. Я вытащила из него несколько конвертов, коммунальные счета, кипу рекламных листовок. Села прямо на ступени лестницы и принялась сортировать почту. Реклама в одну кучу, конверты и прочие нужности в другую.
— Привет, — надо мной стоял сосед сверху, я даже не знала, как его зовут, и с любопытством меня разглядывал. — Что делаешь?
— Жизнь новую начинаю, — чуть подумав, серьёзно ответила я.
— Новая жизнь, это круто. Будет нужен совет — обращайся. Я новую жизнь начинаю каждый понедельник и примерно так же часто бросаю курить. Меня Саша зовут.
— Ев…гения, Женя, — улыбнувшись и чуть не назвавшись Евой, ответила я.