Вторая попытка

— Полагаю, вы пригласили меня к обеду не для того, чтобы я полюбовалась вашей семейной идиллией?

Игорь улыбнулся, показав не по возрасту белоснежные зубы. Ребёнок во мне шевельнулся, поддерживая. Из тарелки Эльзы к потолку поднималась тонкая сизая струйка дыма, тлела не затушенная толком сигарета. Игорь молчал.

— Зачем вы меня здесь держите?

— Вереш, — ответил Игорь, поднялся из-за стола, подошёл к окну, остановился, любуясь весенним садом.

— Вереш? — переспросила я.

— Вы даже фамилии его не знаете? — усмехнулся Игорь. — Адам мне нужен. Эльза отчего-то решила, что он за вами придёт. А я признаю, бывает, что в её глупую головку порой приходят недурные мысли.

— Эльза бегает вокруг меня полгода. А толку?

— Но сейчас-то обстоятельства изменились, — он указал на мой живот. — Вереш и раньше был нестабильным, а сейчас и вовсе умом тронулся. И житья он вам не даст. Как и Эльза. Но этот вопрос я решу. Только поживите немножко. Порисуйте свои картинки, почитайте книжки…

— Мне скоро на УЗИ, — сказала я, понимая, что глупо, наивно просить. — Вы меня на него не отпустите?

— Милая, чтоб вы подняли шум, что вас похитили? И потом, посмотрите на меня, — он развел руками, показываясь во всей красе. — Рожден пьющей мамкой безо всяких УЗИ, и какой красавец получился… Отпущу потом, когда дело будет сделано, и документы, которые моя женушка неосмотрительно у меня свистнула, ко мне вернутся.

— Так вы все про неё знаете?

— Конечно. И бегает она здесь до тех пор, пока все не вернётся на круги своя.

Я почему-то то побоялась спросить, что останется с Эльзой, когда документы вернутся. И когда Адама…поймают. И что будет со мной, когда все завершится. Но Игорь все понял по моему встревоженному лицу.

— Женечка, дорогая, я же не маньяк, чтобы всех налево и направо убивать. Тем более женщину, тем более беременную, даже если это ребёнок этого ублюдка. Купим вам квартиру подальше отсюда, и рожайте на здоровье. Демография у нас в приоритете! Я сам отлучусь, а вы с Эльзочкой тут ждите своего возлюбленного. Я надеюсь, что хоть одна из пары девиц его явиться-таки вынудит.

Поняв, что ничего больше не узнаю, я вышла из столовой. Мой провожатый довел меня до комнаты и запер дверь. Я снова осталась одна. И боялась, и ждала момента, когда ко мне придёт Эльза, но она не появлялась. Прошло ещё два дня, календаря мне не предоставили, делать нарубки на стене, подобно Робинзону, я не догадалась и поэтому только примерно предполагала, какое сегодня число.

Зацвели яблони. Их в этом саду были сотни. Просыпаясь по утрам, я спешила открыть окно, и пьянящий весенний дурман заполнял комнату. Я пыталась рисовать великолепие, творящееся у стен дома, и тогда на бумаге появлялось настоящее море из бело-розовых лепестков, оно волновалось, изгибалось, поднимаясь кронами деревьев, опадало — словно штормило. Аппетит у меня пропал, что неудивительно. Я была заперта, мне некуда было девать энергию, единственные движения, которые я делала — ходила из угла в угол по выделенной мне комнате или водила карандашом либо кистью по бумаге. Запас бумаги подходил к концу.

Именно из-за отсутствия аппетита я не придала значения тому, что в обычное время, восемь утра, поднос с завтраком не принесли. Я приняла душ, порисовала, уснула. Потом почувствовала жажду, потянулась к столику, на который мне любезно приносили напитки — он был пуст. Солнце было высоко в небе, следовательно, наступило, а быть может уже прошло время обеда. Неужели про меня забыли?

— Ээй, есть кто-нибудь живой? — позвала я. Затем постучала. Сначала робко, потом громче. Подергала за ручку, пнула пару раз дверь.

С последним пинком перестаралась, живот напрягся, твердея.

— Все хорошо, не бойся, ты-то в домике, — сказала я животу.

Легла, постаралась расслабиться, обе руки положила на уже значительно выдающийся вверх живот. Не было боли, был дискомфорт, понимание неправильности происходящего. Казалось, я сама физически чувствую, как ребёнку тесно внутри. Он несколько раз чувствительно толкнулся, усугубляя спазм, а потом затих. А быть может он, как и я, попытался расслабиться, понимая, что от этого многое зависит.

Текли минуты, ветер, залетающий в окно играл лёгкими шторами. Живот ещё не раз сжался, но затем пришёл в норму, то есть в обычное, уже привычное мне состояние упругого шарика с шевелящимся в нем ребёнком.

— Вот, видишь, какие мы молодцы.