Вторая попытка

Я села на постели, уснула ноги в тапочки, накинула халат, любезно одолженный Эльзой. Мне расстояние до ванной казалось длиной в километры, а как идти в коридор, а потом во внешний мир, я даже не представляла. Мне хотелось свернуться калачиком, пряча, обнимая, защищая свой живот, словно курица-наседка своё яйцо. И никуда не ходить. Я согласна была лежать все оставшиеся месяцы, чтобы родить этого ребёнка. И сейчас откровенно сомневалась. Темнота коридоров пугала.

— Когда придёт Сергей, а он придёт, он схватит тебя за волосы, поволочет по полу и приставит хренов пистолет к твоей глупой башке, чтобы диктовать условия Адаму, — прошипела Эльза.

И я решилась. Встала, придерживаясь за локоть Эльзы, и вышла в пугающий меня коридор. По обе его стороны тянулись двери, а тишина казалась обманчивой, словно как в фильмах, должны вот-вот раздаться аккорды тревожной музыки, а каждая из запертых дверей таила зло. Мы шли медленно, очень медленно и успели миновать лишь две двери, когда Эльза, спохватившись, вернулась в комнату. Вышла оттуда с бензопилой.

— Эльза, брось её!

— Я должна быть вооружена. Я несу ответственность за тех, кого приручила.

Я только хмыкнула. Хочется ей таскать эту тяжесть, так на здоровье. Хотя я видела, что вести меня и держать явно нелёгкую пилу ей не просто. Я сосредоточенно, стараясь не делать резких движений, шагала вперёд. Прислушивалась к тишине, к лёгкому шевелению ребёнка внутри меня, которое говорило о том, что он жив, и надеялась, что скоро все окажется позади. Скоро я окажусь в чуть пахнущей хлоркой палате и наконец выслушаю доктора с усталыми глазами, который, конечно же, будет говорить мне только хорошее. Эльза задела пилу о выступ стены, звук отдался грохотом в ушах, Эльза чуть слышно выругалась.

— Сколько комнат в этом вашем доме? — шепотом поинтересовалась я.

— Это крыло прислуги. Обычно здесь всегда живёт пять-семь человек. Сейчас распустили. А так шесть спален, восемь ванных в общем, три большие гостиные, одна моя маленькая, я там была только раз, но она мне полагается, столовая, кухни, кладовки и прочие помещения вроде спортзалов и винных погребов.

— Живут же люди, — присвистнула я.

— Не свисти, денег не будет.

Я послушно заткнулась. Мы вышли из крыла, в котором обитала прислуга и которое раза в четыре, а то и пять, было больше моей квартиры. Коридор сразу стал в разы шире и даже стены зрительно богаче. Шаги наши приглушались ворсом ковра, а говорить было страшно, Эльза основательно меня запугала. Раздался одинокий, почти погашенный стенами звук выстрела, но мы вздрогнули так, словно он набатом отдался в наших ушах.

— Пошли на первый этаж, — сказала я. — На втором я уже насиделась. А на первом хоть в окно вылезти можно.

Эльза повела меня к лестнице, которая тянулась, красиво изгибаясь. Во всем доме не горело ни одной лампы, было сумрачно и жутковато. И правда, как в склепе.

— Идём в мою гостиную, — вдруг решилась Эльза. — А то выкинет меня Игорек из дома, и не успею ею насладиться.

— Идём, — согласилась я торопливо.

Торопливо оттого, что на улице слышались крики и в коридоре, открытом всем взглядам, я чувствовала себя, как на сцене, с свете софитов. А хотелось забиться уже в какой-нибудь уголок и переждать суматоху.

— Пришли.

Эльза толкнула дверь в комнату, и мы вошли в маленькую гостиную. Маленькой её могла бы назвать разве только Эльза. Большая, светлая комната, даже сейчас, в вечерних сумерках я могла различить каждую деталь интерьера. Это была моя комната. Я бы осталась в ней жить, так она была прекрасна. Но принадлежала она, к сожалению, Эльзе.

— Сядем и будем сидеть?

— Да, только сядем за диван. Давай, я тебе подушек накидаю, болезная моя.

Эльза и впрямь накидала подушек, и мы сели в получившемся мягком уголке, между диваном и раскидистым цветком в высоком горшке.

— Ну все, ждём.

— Ждём, — согласилась я, устраиваясь поудобнее. Живот слегка тянуло, я уговаривала малыша потерпеть, скоро все это закончится.

Мы сидели и слушали дыхание друг друга. Кроме него не слышалось ничего. Раньше я любила тишину, а сейчас просто ненавижу. Я хочу слышать музыку, смех, не хочу ждать, когда тишину прервет очередной выстрел или крик. И гадать, не в Адама ли это выстрелили. И вдруг попали. Малыш, уловив мою тревогу, забился в целой серии хаотичных движений такой силы, что мне пришлось изменить позу, в прошлой ему было явно не комфортно. Я слегка поморщилась. Сын становился сильнее.

— Шевелится? — свистящим шепотом спросила Эльза. — Дай потрогаю.

И, не дожидаясь разрешения, приложила руку к животу.

— Сильный. Весь в папу.

Я промолчала. А Эльза сидела, как на иголках, так её распирало. Эта деятельная натура не выносила тишины и покоя. В ней был миллион слов, которые надо сказать, и сотня нелепых, ещё несовершенных поступков.

— Он был такой красивый, — нисколько не смущаясь моего молчания, продолжила она. — Адам. И сейчас, и в детстве. Его бабка хорватка, а так себя вела, словно племянница королевы английской. Терпеть её не могла.