Вторая Пуническая война

Действительно, несмотря на определенные успехи, решающего значения победы Сципионов не имели. Да, часть испанцев перешла на сторону Рима, но это не изменило стратегическую ситуацию, поскольку, как только военное счастье склонилось на сторону пунийцев, вожди иберийских племен вновь переметнулись на сторону карфагенян. Римские полководцы топтались на месте и вместо того, чтобы развивать наступление на Новый Карфаген, главную базу Баркидов в Испании, впустую тратили время, чтобы привести к покорности иберийские племена. Даже захватив Сагунт, они не превратили этот город в опорный пункт для атаки на карфагенские владения в Испании. Братья не допустили прорыва Гасдрубала в Италию и выполнили главную боевую задачу, но на большее их не хватило. Лишь к лету 212 г. до н. э. Гнею и Публию Сципиону стала ясна порочность выбранной ими стратегии: «Это произошло после того, как в течение двух лет ничего достопамятного сделано не было, а война велась не столько оружием, сколько сговорами и переговорами» (XXV, 32). Отсюда стремление римских полководцев перейти к решительным действиям против карфагенян и окончательно изгнать врага с Иберийского полуострова. Идея правильная, но то, как она проводилась в жизнь, не выдерживает никакой критики.

Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что сам момент для наступления Сципионы выбрали на редкость неудачный – когда в Испанию вернулась армия Гасдрубала. Если бы братья активизировали свои действия раньше, то не исключено, что им бы сопутствовал успех. А так они изначально оказались в более проигрышном положении – две римских армии против трех армий Карфагена. Другой серьёзной ошибкой было нарушение одного из основополагающих принципов успешного наступления – концентрации всех сил на направлении главного удара. Сципионы могли бить вражеские армии по частям, но вместо этого сами разделили свои войска, что в условиях численного превосходства карфагенян было смерти подобно. Римляне словно играли в поддавки и жестоко за это поплатились. Как сказал Полибий, «разумный конец невозможен, если нелепо начало» (III, 48).

Особенно удивляет безответственная вера Сципионов в своих испанских союзников. Уж кто как не римляне должны были знать, что всё в этом мире продается и покупается! Тем не менее Публий и Гней действуют вопреки здравому смыслу, делая ставку на местные воинские контингенты перед решающим столкновением с карфагенскими армиями: «Полагали, что силы для того есть: той зимой призвано было в армию двадцать тысяч кельтиберов» (Liv. XXV, 32). Расплата за такую близорукость наступила быстро.

Отдельной критики заслуживают действия Публия Сципиона. Если его брат Гней оказался в какой-то мере заложником измены кельтиберов, то Публий непродуманными действиями сам спровоцировал катастрофу. Столкнувшись с атаками нумидйцев и зная о том, что против него выступили две карфагенские армии, он захотел перейти к активным действиям и разбить войска Индибилиса: «Сципион был осторожным и предусмотрительным вождем, но, вынужденный обстоятельствами, он принял небезопасное решение: ночью выступить навстречу Индибилису и в любом месте, где они встретятся, начать сражение» (Liv. XXV, 34). Решение действительно «небезопасное» и чреватое многими непредвиденными последствиями. В сложившейся ситуации Публия Корнелия очень трудно назвать «осторожным и предусмотрительным», поскольку он проявляет прямо противоположные качества. Ему надо было грамотно оценить обстановку и быстро уводить легионы на соединение с братом, поскольку все обстоятельства складывались против римлян. Армии Магона и Гасдрубала, сына Гискона, нумидийцы Масиниссы, свессетаны Индибилиса… Не много ли на одну римскую армию? Но что самое главное, Публий Сципион обо всём этом знает! И при этом из всех возможных решений принимает самое неудачное.