Прежде всего обратим внимание на тот факт, что сама операция, с одной стороны, была спланирована самым тщательным образом, а с другой стороны, в ней всё же присутствовал некий элемент авантюризма. Тит Ливий ничего не рассказывает о том, как готовилась операция по захвату Нового Карфагена, зато Полибий поведал об этом очень подробно. Вне всякого сомнения, в основу повествования греческого историка легли рассказы Гая Лелия, ближайшего друга и соратника Сципиона. Публий Корнелий начал с того, чем пренебрегли его отец и дядя – занялся тщательным сбором информации о противнике: «По прибытии в Иберию он настойчиво расспрашивал всех и каждого о положении неприятеля и узнал, что войска карфагенян разделены на три части, что одна из них с Магоном во главе находится по сю сторону Геракловых Столбов среди так называемых кониев, другая под начальством сына Гескона Гасдрубала у устья реки Тага в Луситании, что другой Гасдрубал занят осадою какого-то города в области карпетанов и что ни один из начальников не находится ближе к Новому городу, как на десять дней пути
» (X, 7). Перед молодым полководцем сложилась вполне ясная картина стратегической обстановки на театре военных действий. Магон и два Гасдрубала допустили ту же ошибку, что и братья Сципионы: развели войска по различным направлениям, предоставив противнику возможность бить их поодиночке. Но был и ещё один принципиальный момент, на который мы уже обращали внимание – карфагенские полководцы находились в ссоре друг с другом, и об этом стало известно Публию Корнелию. К тому же свою роль сыграло и наглое обращение Гасдрубала, сына Гискона, со своими испанскими союзниками. На всё это Сципион обратил самое пристальное внимание, о чем заявил в своей речи перед легионами: «войска их стоят далеко одно от другого, союзники отвращены от них высокомерным обращением и стали их врагами. Поэтому часть союзников уже ведет с римлянами переговоры через послов, и остальные перейдут к ним с радостью, как скоро приободрятся и увидят, что римляне перешли реку, и не столько из расположения к римлянам, столько из желания отмстить карфагенянам за их наглость. Но самое важное, говорил Публий, это то, что неприятельские военачальники в ссоре между собою, и потому не пожелают сражаться против нас совокупными силами, а сражаясь врозь, могут быть легко побеждены» (Polyb. X, 6). Сципиона процитировал и Тит Ливий: «Их ожидает судьба, недавно постигшая нас: союзники их покинут, как раньше покинули нас кельтиберы. Они разделили войско, сделав то, что и погубило моих отца и дядю; внутренние раздоры не дают им соединиться, а противостоять нам врозь они не смогут» (XXVI, 41). Новый командующий дал понять воинам, что не будет отсиживаться в обороне, а будет вести войну наступательную, бить врага на его территориях. Противник допустил ошибку, и римляне его за это накажут. Тем самым он поднял боевой дух легионеров, упавший после сокрушительного разгрома братьев Сципионов.Открытым оставался вопрос о том, в каком месте Публий Корнелий нанесет удар по врагу, в войсках об этом могли гадать сколько угодно, поскольку истинных намерений командующего никто не знал. Здесь Сципион проявил удивительную предусмотрительность: «Несмотря на юный возраст, о чем сказано выше, он скрывал свое решение от всех, кроме Гая Лелия, до тех пор, пока сам не нашел нужным обнаружить его
» (X, 9). Понятно, что кроме самого Лелия, никто об этом рассказать Полибию не мог.