Вторая рота

— Вот и я ей говорю, — Анжела Олеговна была болтливой женщиной, — на службе человек, а она всё одно… Нервничает… Дёрганая какая-то стала… Спрашиваю: «Что с тобой?» — а она молчит…

— А где она? — нетерпеливо спросил Шматко.

— Да в поликлинику пошла… В женскую…

— Зачем в женскую? — Шматко взволнованно вскочил из-за стола и стал нарезать круги по кухне. — Зачем?

— Не знаю, — развела руками Анжела Олеговна, — сказала, осмотр… плановый…

— Анжела Олеговна… — запричитал Шматко. — Э-эх… Анжела Олеговна… зачем вы её отпустили?

«Тёща» было открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент хлопнула входная дверь, и прапорщик метнулся в прихожую.

— Ой, Олежка! Привет! — Маша выглядела радостной и счастливой.

— Что, уже всё? — подозрительно посмотрел на неё Шматко.

— Что «всё»? — не поняла Маша.

— Ну… Для чего ты в поликлинику ходила? — продолжал хмуриться прапорщик.

— На консультацию…

— Значит, это, — в голосе Шматко зазвучала надежда, — твоё положение… оно… это… в силе?

— Конечно, — улыбнулась Маша.

— Какое положение? — вмешалась в разговор Анжела Олеговна. — О чём речь?

— Положение невесты Шматко Олега Николаевича! — объявил прапорщик, поцеловал Машу и повернулся к «тёще»: — Анжела Олеговна, я пришёл, так сказать… официально… просить руки вашей дочери…

— Но вы же хотели подождать, пока вам лейтенанта присвоят.

— Ну… Лейтенант от меня не убежит… А вот Маша… девушка видная… того и гляди… уведут… Думаю, пора узаконить наши отношения.

Прапорщик громогласно захохотал, и женщины поддержали его веселье.

Анжела Олеговна, как полагается, пустила слезу.

— Ну, слава Богу, дети мои, — захлюпала она, обнимая Машу и прапорщика. — Я уж думала, не дождусь.

Вот так у прапорщика Шматко начался новый, возможно, самый важный этап жизни — он становился семейным человеком.

Соколу пришлось долго попариться, чтобы достать двойника рядового Хомякова. Из-за этого он даже опоздал к ужину и появился в казарме, когда там был только «вечный дневальный» Папазогло, который усердно подметал центряк.

Сокол извлёк из пакета литровую банку с новым хомяком и, подозвав Папазогло, продемонстрировал бойцу своё приобретение.

— Ну что, похож? — спросил Сокол.

— На кого? — затупил боец.

— На меня, блин! На рядового Хомякова!

— А это что, не он? — Папазогло, как всегда, был «на высоте».

— Рядовой Хомяков умер! — сказал Соколов.

— Когда? — искренне удивился Папазогло.

— Значит, похож! — сделал вывод Сокол и протянул банку дневальному. — Значит, так, боец, поместишь рядового Хомякова в его старый дом. Да, и не забудь там газеты поменять!

Сокол пошёл в каптёрку, а Папазогло стал выполнять приказание. Обнаружив в банке мёртвое тело, он вытряхнул его в мусорку. Место павшего бойца занял новый меховой воин.

Зубов встретил роту возле казармы, и, когда Медведев распустил бойцов, ротный подозвал сержантов к себе.

— Слушай, Медведев, — спросил капитан, — а какого рожна вы попёрлись в этот лес окопы рыть? Мы же обычно здесь… за частью роем.

— Товарищ капитан, дело в том, что хомяк… — заговорил Гунько, но Медведев незаметно ткнул его локтем в бок, и сержант заткнулся на полуслове.

— Дело в том, что… на обычном месте сегодня третья рота… и пятая… — пояснил Медведев.

— Так надо было на другой день… А что хомяк?

— А хомяк… он… заболел… — стал лепить Медведев, — с утра сегодня… Шерсть полезла… Глаза такие… Чихал!

— Надо к ветеринару, может? — забеспокоился Зубов.

— Он умер, товарищ капитан, — выдохнул Медведев.

— Как умер? — Зубов явно охренел от такой новости.

— Болезнь какая-то странная… Может, ящур… или грипп… куриный…

— М-да… Вовремя мы его из дома унесли. Вы-то сами как?

Смотрите не заболейте. Надо его выбросить, наверное. Или сжечь.

— Ну, мы не решились без вашего ведома… — сказал Медведев. — Он ещё в казарме.

— Ёлки-палки, могли бы инициативу проявить! — Зубов стремительно направился к казарме, сержанты пошли следом.

Банка Хомякова стояла на телевизоре, всё так же накрытая тряпкой. Зубов осторожно приближался к ней, словно шёл по минному полю.

— Блин! Ну и денёк… — ворчал он. — То мины… То бактериологическое оружие… Ладно… глянем…

Резким движением он сдёрнул тряпку с банки и от удивления отпрянул назад — хомяк спокойно сидел на дне банки, смотрел на капитана своими глазами-бусинками и смешно двигал розовым носом.

Бойцы были поражены не меньше командира. Они стояли и глядели на воскресшего хомяка, разинув рты.

— Так он же живой! — К Зубову вернулся дар речи.

— Воскрес! — суеверно прошептал Кабан.

А Зубов уже завёлся. Его лицо стало багровым. Ротный подлетел к растерянным сержантам и заорал:

— Куриный грипп?! Очень смешно! Разыграли, да? Шутники, мать вашу! Хотите, я вас тоже щас разыграю?

— Товарищ капитан, я сейчас всё объясню, — заговорил Медведев, но капитан не слышал его.

— Значит, так, клоуны! — громогласно заорал он. — Нестеров отдыхает! Остальные — получаем автоматы… ОЗК… и через пять минут на плацу!