Вторая смена. Работающие семьи и революция в доме

Я обнаружила три типа идеологии в брачных ролях: традиционную, переходную и эгалитаристскую. Даже если она работает, «чисто» традиционная женщина хочет идентифицироваться со своей домашней деятельностью (как жена, мать, мама для соседских детей), хочет, чтобы идентичность ее мужа была основана на работе, и хочет иметь меньше власти, чем у него. Того же самого хочет традиционный мужчина. «Чистая» сторонница эгалитаризма хочет идентифицироваться с теми же сферами, что и ее муж, и иметь столько же власти в браке, сколько он. Одни хотят, чтобы пара была совместно ориентирована на дом, другие – чтобы на карьеру, или же оба желают вместе поддерживать некий баланс между ними. Между традиционным и эгалитаристским типом находится переходный, полученный любым из всевозможных сочетаний двух других типов. Но в отличие от традиционной женщины, женщина переходного типа хочет идентифицироваться со своей ролью и на работе, и дома, но полагает, что идентичность ее мужа должна быть более основана на работе. Типичная представительница переходного типа хочет идентифицироваться одновременно и с заботой о доме, и с помощью мужу в добывании денег, но при этом хочет, чтобы ее муж фокусировался на заработке. Типичный мужчина переходного типа горой стоит за то, чтобы жена работала, но при этом ждет, что она возьмет на себя львиную долю домашних дел. Большинство людей, с которыми я говорила, относились по своим убеждениям к переходному типу.

В действительности я обнаружила противоречия между заявленными людьми представлениями о своих ролях в браке и тем, что они чувствовали по отношению к этим ролям. Одни мужчины казались мне эгалитаристами снаружи, но традиционалистами внутри. Другие – традиционалистами снаружи и эгалитаристами внутри[8]. Очень часто глубинные чувства человека были реакцией на назидательные истории из детства, как и реакцией на взрослую жизнь. Порой эти чувства укрепляли фасад гендерной идеологии человека. Например, страх Нэнси Холт стать безответной «половой тряпкой», какой, по ее ощущениям, была ее мать, придавал эмоциональный заряд ее убежденности в том, что ее муж, Эван, должен делить с ней вторую смену.

С другой стороны, чувство отчужденности Энн Майерсон от ее успешной карьеры подрывало и ее внешнюю преданность работе, и готовность разделить вторую смену с мужем. Она хотела чувствовать такую же увлеченность своей карьерой, как и ее супруг своей. Она думала, что должна любить свою работу, должна думать, что она важна. Но на самом деле, как Энн призналась мне дрожащим голосом, она не любила свою работу и не считала ее важной. Она переживала конфликт между тем, что, как ей казалось, должна была чувствовать, и тем, что в действительности переживала. Ее гендерная стратегия, среди прочего, оказалась попыткой разрешения этого конфликта.

Мужчины и женщины, которых я описываю, по-видимому, формировали свою гендерную идеологию путем бессознательного синтеза определенных культурных идей и чувств по отношению к своему прошлому. Но в то же время они развили эту идеологию, исходя из возможностей, которые у них были. Некогда в юности они сравнили свои личные «активы» с возможностями, имеющимися у мужчин и женщин их типа. Они увидели, какая гендерная идеология лучше всего подходит к их обстоятельствам и – часто независимо от своего воспитания – идентифицировались с определенной версией мужественности или женственности. Для них она «имела смысл». Она помогла им «чувствовать себя теми, кто они есть». Например, женщина оценивает свое образование, ум, возраст, обаяние, сексуальную привлекательность, тип сексуальности, потребность в содержании, устремления и соотносит все это с пониманием того, на что женщины вроде нее могут рассчитывать на рынке труда или на брачном рынке. Какую работу она может получить? Каких мужчин? Если она желает выйти замуж, каковы шансы равного брака, традиционного брака, счастливого брака, вообще выйти замуж? Среди ухажеров, из которых она может выбирать, есть только очень традиционные мужчины? Она это учтет. Точно так же она оценит перспективы работы. В этом случае определенная гендерная идеология, например, традиционная, «имеет смысл». Женщина примет ту идеологию, которая соответствует тому, как она оценивает свои шансы. Она будет придерживаться определенной версии женственности («хрупкий цветок», например). Будет идентифицироваться с ее обычаями (мужчины, открывающие перед женщиной двери) и символами (кружевные платья, длинные волосы, слабое рукопожатие, потупленный взгляд). Она попытается сформировать у себя «идеальный характер» (почтительный, зависимый) не потому, что ее этому научили родители, не потому, что он соответствует ее «истинной природе», но потому, что именно эти обычаи соответствуют ее ресурсам и ее общему положению в забуксовавшей революции. Тот же самый принцип применим к мужчинам. Какой бы искренней или двусмысленной ни была чья-то гендерная идеология, как правило, она отвечает ситуации.

ГЕНДЕРНЫЕ СТРАТЕГИИ