Вторая террористическая война в России 1901-1906 гг.

“Горечь поражения, ясное сознание ужасной отсталости вызвали большой подъём среди военной молодёжи и заставили понемногу или переменить направление, или уйти в сторону элементам устаревшим и косным… В течение десяти лет русская армия, не достигнув, конечно, далеко идеалов, всё же сделала огромные успехи. Можно сказать с уверенностью, что, не будь тяжёлого маньчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы отечественной войны” (Первой мировой), “Но чистка командного состава шла всё же слишком медленно. Наша мягкотелость (“жаль человека”, “надо его устроить”), протекционизм, влияния, наконец, слишком риторически проводимая линия старшинства засорили списки командующего генералитета вредным элементом…” (А. И. Деникин “Очерки русской смуты”).

Интересно выглядела последняя точка в русско-японской войне - за заслуги на переговорах с Японией после признания поражения и подписание с нею “почетного” мирного договора, а я выразился бы точнее - за поражение России в войне с Японией, в результате которого Россия потеряла: часть своего Сахалина, все Курильские острова и важнейший для неё на Дальнем Востоке стратегический Порт-Артур, часть построенной нами Южно-Маньчжурской железной дороги и сотни тысяч жизней русских солдат и офицеров - император Николай Второй наградил С. Ю. Витте высоким графским титулом за “великие заслуги” перед Россией…

Свидетель той войны - княгиня Л. Л. Васильчикова-Вяземская в своих мемуарах отразила настроение российского общества после окон- чания войны:

“Бесцельность цусимской бойни произвела фатальное впечатление в стране”.

Вспоминая идею Плеве: “Чтобы остановить революцию, нам нужна маленькая победоносная война”, - стоит заметить, что война оказалась не маленькой, не победоносной и не антиреволюционной, а наоборот - она только усилила, подогрела террористическую войну.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Продолжение и расширение террористической войны. Азэф, Борис Савинков и Карэн Шахназаров

Когда стало очевидно поражение России в войне с Японией и то положение, в которое попал император и правительство, то - “Пошёл петиционный и резолюционный штурм наряду с революционным. Он застал еврейское общество уже готовым к бою”, - вспоминал С. М. Дубнов.

Да, - это был лучший момент напасть на неудачников, давить, требовать, пугать. Террористическая война продолжалась и велась умелой рукой. “Часть этой руки” - Семён Маркович Дубнов в начале 1917 г. сделал осторожную запись:

“17 марта (1917 г.)… Еврейство в этой революции не выдвигается, не бросается вперёд - тактический шаг, урок 1905…” (Это была осторожность, проявленная до приезда в Россию Ленина и Троцкого).

А теперь глянем, что в нашем XXI веке пишет ведущий современный еврейский идеолог из США Семён Резник:

“Но у народа России к тому времени накопилось достаточно опыта и здравого смысла, чтобы выставлять свои требования и добиваться их удовлетворения. Отказ признать само наличие этих требований, а тем более - их удовлетворить, и привёл к революционному взрыву”, “Постулируемая Солженицыным суперреволюционность евреев - это миф…”, “Так, вот “вопроса русско-еврейских отношений” в проблемах, связанных с российской революцией, объективно не существовало, хотя он существовал в воспалённом мозгу некоторых идеологов крайне правого - черносотенного - лагеря”.