Вторая ударная в битве за Ленинград

Однажды мы с Лапшовым обходили батальоны занимавшего оборону стрелкового полка. Впереди по маршруту находилась большая открытая поляна, хорошо просматриваемая и простреливаемая противником. Я знал, что на этой поляне уже бывали неприятности для неосторожно пересекавших ее бойцов и поэтому предложил комдиву пройти кустарником. Он, однако, испытующе взглянув на меня, сказал, что для экономии времени надо пробежать это пространство напрямик. Когда вокруг нас начали посвистывать пули, я только и думал о том, когда же мы наконец достигнем кустов. Когда эта перебежка благополучно закончилась и мы присели в кустах, чтобы отдышаться, Лапшов, улыбаясь, спросил меня, не нравится ли мне иногда пощекотать себе нервы? На это я ему ответил, что если бы мне и нравилось, то не считал бы себя вправе этим заниматься. Почувствовав, что комдив еще не понял сути сказанного, я спросил напрямик: «Кто дал вам право зря рисковать своей жизнью? Ведь это не ваша собственность, она принадлежит Родине и распоряжаться ею по своему усмотрению вы не вправе».

Афанасий Васильевич был озадачен. Он признался, что такой морали еще не слыхал и что она, по его мнению, безусловно правильна. Он был еще более изумлен, услышав мой рассказ, как в кадетском корпусе, где я учился, офицер-воспитатель вел беседы со своими воспитанниками-мальчишками о поведении офицера в разных ситуациях, в том числе и в бою. Вспомнил я и разбиравшуюся на этих беседах тему «о браваде», в которой подробно рассматривалось, где и когда таковая будет оправдана (и даже будет необходима) и где совершенно нежелательна и недопустима.

— Ишь ты, вон даже чему учили! — проговорил Афанасий Васильевич и прибавил раздумчиво: — А почему бы и у нас не открыть кадетские корпуса?

Комдив, сам того не предполагая, предвосхитил события: в 1944 году у нас стали формироваться Суворовские училища.

Хотя Лапшов и признал рассуждения о неоправданном риске правильными, себя преодолеть, видимо, не мог. Он продолжал, иногда совершенно бессмысленно рискуя, испытывать в боях судьбу. По-видимому, он действительно верил в свою неуязвимость и искренне верил, что поступает правильно.

* * *

В последних числах февраля 1942 года 259-я дивизия, перейдя у Мясного Бора шоссе Чудово — Новгород, вошла и прорыв обороны противника и влилась во 2-ю ударную армию. Насколько помню, она не сразу вошла в соприкосновение с противником. По-видимому, сначала находилась в резерве, располагаясь за левым флангом армии, в районе Теремец Курляндский — Большое Замошье. Потом, вплоть до середины марта, она кочевала с одного участка фронта армии на другой, чередуя бои с маршами.

Противник в этот период вел себя пассивно и применял свою обычную в этих условиях погоды и местности тактику. Держась за населенные пункты, он оставлял нам достаточную свободу для маневрирования, воспользоваться которой в полной мере нам мешали леса и болота, бездорожье и большие снежные заносы.

Особые трудности вызывало перемещение войсковых грузов, артиллерии, автотранспорта. Много тяжелого, напряженного труда выпало на долю саперов, прокладывавших колонные пути и расчищавших снежные заносы. Но не это составляло тогда главные наши тяготы. Непереносимо тяжело для людей было существовать в течение многих дней на морозе, без достаточного она, часто вовсе без него. Немногие избы и другие строения, уцелевшие в освобожденных от противника селениях, занимали прежде всего санитарные службы, для раненых и больных. Строевые части и подразделения оставались без помещений.

Противник господствовал в воздухе. Его самолеты на бреющем полете прочесывали наше расположение пушечным и пулеметным огнем. Поэтому разводить костры даже в лесу было запрещено. Позволить себе это можно было лишь в часы густых снегопадов. Горячая пища выдавалась тоже нерегулярно. Отдыхали на снегу, под елками, на подстилке из ветвей, покрытой плащ-палатками.

Утомленные — люди валились с ног, сбиваясь в кучи и кое-как согреваясь собственным теплом. Если кому удавалось заснуть в одиночку, он рисковал больше не проснуться. В нашем батальоне было несколько таких случаев: при утренней проверке обнаруживалось иногда отсутствие одного-двух человек, которых потом находили замерзшими. Переживать такие внебоевые потери людей было, конечно, не легко.

Подтянулись наконец наши тылы, и в ротах появились упоминавшиеся ранее «буржуйки». Бойцы быстро приспособились к обстановке: ложились спать в отрытые в снегу просторные ямы, сверху закрываемые плащ-палатками. В центре ямы устанавливалась «буржуйка» с выведенной наружу трубой, а люди укладывались вдоль стенки по кольцу на хвойную подстилку. У печки непрерывно дежурили. Бойцы стали высыпаться в любой мороз, не рискуя замерзнуть и не привлекая внимания авиации противника. Опыт этот быстро распространился в частях дивизии. Афанасий Васильевич был доволен: опять выручили саперные «буржуйки».

* * *