Вторая жена

— У! Синий чулок в неряшливой одежде с непричесанными волосами! — воскликнул, засмеявшись, Майнау. — Ваше высочество, я питаю к таким женщинам врожденную антипатию; но мне иногда кажется, что могут быть женщины, которые, подобно мужчинам, собственным разумом стараются изучить тайны и чудеса природы, которые при светлом взгляде и непреодолимом стремлении самостоятельно думают и следят за всеми явлениями на нашей планете, причем это стремление ставят на второй план, чувствуя, что главная задача их жизни состоит в том, чтобы охранять спокойствие «семейного очага» и держать бразды домашнего правления нежными, милостивыми, но твердыми руками.

— Дорогой барон Майнау, может быть, найдется такой великий художник, который нарисует вам такую женщину! — воскликнула фрейлина и принялась насмешливо хихикать, между тем как герцогиня резким движением поднялась с места.

Как только Майнау и священник заспорили, Лиана обняла Лео и отошла с ним в нишу самого отдаленного окна. Буря разразилась проливным дождем, который немилосердно хлестал в окна; сквозь сгустившийся туман виднелись вершины деревьев, которые, подобно прикованным привидениям, гнулись под напором ветра, а на лужайках стояли огромные лужи воды. Молния уже давно перестала сверкать; но там, у стола, к которому теперь молодая женщина стояла спиною, собралась страшная гроза: этот необыкновенный человек вдруг восстал против незаметной, но крепко удерживаемой опеки, которую он до сих пор безмолвно игнорировал, потому что хотел невозмутимо наслаждаться жизнью; да, он пошел еще дальше — он отказался от прежних воззрений, и кто знает, было ли то следствием того же каприза, по которому он избрал себе в жены бедную протестантку, или же в нем действительно совершился внутренний переворот?

Молодая женщина не обернулась даже и тогда, когда услыхала шум отодвигаемых стульев и твердые шаги священника, величественно направившегося к стеклянной двери; вслед за этим Майнау подошел к письменному столу и громко задвинул ящик. Почти в то же время зашелестело платье, нежный запах жонкиля — любимых духов герцогини — повеял в нише, и чья-то рука обняла талию молодой женщины.

— Ваш образ пленителен, прекрасная женщина, — шипела ей на ухо герцогиня, — но вы напрасно хлопочете, — я берусь устроить этими белыми, нежными, но твердыми руками все так, что все ваши старания разобьются о предпринимаемое путешествие.

Губы, произносившие эту угрозу, были бледны и судорожно сжаты, и молодая женщина буквально окаменела при виде искаженного гневом лица герцогини.

Оставь мою маму! Ты делаешь ей больно! — воскликнул Лео, протиснувшись между обеими женщинами, но герцогиня уже отступила.

— Не бойся, голубчик, я на это не способна! — сказала она с веселым смехом и подошла к зеркалу, чтобы поправить шляпку и подколоть распустившиеся от ветра локоны; фрейлина поспешила к ней на помощь.

Между тем Лиана, отойдя от окна, подошла к Майнау; ее сердце еще трепетало от испуга.

— Никогда не позволяй этой женщине дотрагиваться до тебя, я этого не хочу, — приказал он мрачно и таким глухим голосом, что только она одна могла его слышать.

— Боже мой, что за погода! Как несносно! Моему Арминиусу придется переночевать в Шенверте, — воскликнула в эту минуту герцогиня; она стояла спиною к залу, но в зеркале были видны ее сверкающие глаза. — Не будете ли вы так добры, барон Майнау, отправить меня домой! Я должна ехать, уже поздно.

Майнау вызвался сам отвезти ее, так как никому не доверял своих бешеных серых рысаков. Он вышел, чтобы отдать приказания относительно отъезда герцогини и вместе с тем поздороваться с вновь прибывшим наставником Лео.

Как ни в чем не бывало герцогиня подсела к сердито молчавшему гофмаршалу и начала с ним болтать, стараясь вовлечь в разговор и священника, пока не возвратился Майнау в дождевом плаще и рысаки не подъехали с громким ржаньем к крыльцу, где ожидали ее выхода два лакея с раскрытыми дождевыми зонтиками.

— Хотите ехать со мною? — спросила она священника.

Он отговорился партией шахмат, которую обещал сыграть вечером с гофмаршалом, и спокойно отступил назад, когда Майнау резко и с шумом распахнул возле него стеклянную дверь.

Прекрасная герцогиня, обязательно всем поклонившись, выпорхнула из зала под руку с Майнау, а гофмаршал, кряхтя, возвратился к своему креслу.

— Пожалуйста, заприте дверь, — сказал он брюзгливо священнику, опускаясь на подушки. — Вы бы не должны были и давеча отворять ее, дорогой друг; я не смел протестовать, потому что, кажется, герцогиня этого желала, но сырой воздух свинцом лег на мои ноги: завтра я буду совершенно болен; к тому же гнев и досада сдавливают мне горло… Пожалуйста, отвезите меня в мою теплую спальню; там я отдохну и подожду, пока затопят камин, а то здесь стало ужасно холодно… Ну, Лео, ты пойдешь со мною! — крикнул он мальчику, прижавшемуся к молодой женщине.

— Я хотел бы остаться с мамой, она совсем одна, — сказал ребенок.

— Мама никогда не бывает одна: она принимает «духов природы» и не нуждается в нас, — ответил, лукаво подмигивая, старик. — Пойдем со мной!