Вторая жена (ЛП)

— И все-таки он выглядит немного потертым.

Когда-то я сама была стройной сияющей двадцатидевятилетней женщиной. Я покосилась на свою грудь.

— А мы все нет?

Гизелла взяла мыло-русалку.

— Очаровательно. — она вернула его обратно на блюдце. — Кэролайн действительно не стоит носить эти бархатные обручи для волос. И… платье, конечно, прекрасное, но мне кажется, синий не ее цвет. — очаровательной и легкой улыбкой Гизелла смягчила критику. Она наклонила голову набок и задумчиво вздохнула. — Бывает нелегко быть второй женой… или третьей.

— Это было так ужасно?

Гизелла поискала помаду в своей крошечной вечерней сумочке и достала ее.

— Николя был очень стар, и мне пришлось долго ухаживать за ним. Мне было очень одиноко, а его дети ненавидели меня. Ричмонд был не так стар, и его дети были не так уж плохи. На самом деле, мы даже нравились друг другу… пока Ричмонд не умер. — она скривила накрашенные губы. — Вот тогда весь ад вырвался на волю. Мы жили в нашем особняке в Саванне, потом я переехала сюда, встретила Роджера и, оп-ля, все сразу стало хорошо.

Она сказала это очень просто, но я готова была поклясться, что все было совсем не так.

— Не пойми меня неправильно, Минти. Но я решила это сделать и сделала.

Словно на внутреннем проекторе передо мной мелькнула моя собственная жизнь. Картина была совсем не романтическая. Моя жизнь была подчинена практическому расчету, но такова была моя жизнь.

— Я тоже.

Когда мы спускались вниз, Гизелла удивила меня, спросив:

— Не кажется ли вам, что мы всего лишь реалисты?

— Вы имеете в виду, что мы просто заботимся о себе?

Она взяла меня под руку.

— Именно это я и имела в виду.

Я внесла кофе в гостиную и Мартин помог мне поставить поднос на столик.

— Мы скоро поедем, — сказал он, — Пейдж уже хочет спать.

У него были светлые волосы и очень темные брови, которые придавали его лицу удивленное выражение. Впрочем, когда он хмурился, лицо его менялось, что вместе с решительным характером, должно быть, помогало ему в его работе в качестве заместителя председателя правления банка, где он и встретил Пейдж.

— Ты очень мил с ней. Вы готовитесь к родам?

— Это к Пейдж, — ответил он, — у нее они распланированы до последней схватки.

Я подала Роджеру его кофе, он сделал глоток.

— Прекрасно, — он поставил чашку на блюдце и взглянул на Барри, загнанного в угол Гизеллой. — Натан не возражал, когда ты решил выйти на работу после близнецов?

Это был не тот разговор, на который я надеялась.

— Но я просидела с детьми три года. И сейчас работаю не полный день. Нет, не очень.

— Конечно, нет, — сказал Роджер, — он уже сделал подобную ошибку с Роуз.

Я плохо спала. Холод проникал в меня и я искала, где мне согреться. Мое тело казалось мне оболочкой для гулкой пустоты. Я понимала, что люди осуждают меня, но пыталась понять, за что именно. Натан рядом со мной дышал глубоко и немного прерывисто — расплата за плотный ужин и хорошее вино. Я погладила его по щеке, прикосновение было легким, как паутинка. Он вздрогнул и отодвинулся. Моя рука упала на подушку.

Около 4.30 я выскользнула из постели и прошла на кухню сделать себе кружку мятного чая. Поднявшись наверх, я приоткрыла дверь в спальню близнецов и просунула голову внутрь. Феликс раскинулся на спине, шумно сопя носом. Лукас свернулся клубочком, и я могла бы разглядеть его позвоночник под пижамой. Сладкий, невинный сон. Я никогда не могла так спать.

Прижимая к себе чай, я поднялась еще на один лестничный пролет. Близнецы занимали небольшую спальню рядом с комнатой Евы. Выше находилась еще одна комната, рассчитанная только на одного человека, поскольку я не хотела поощрять гостей. Кровать стояла у стены, над ней висела картина с белыми розами в оловянной вазе. Натан особенно любил ее, но я не понимала почему. Я не часто заходила сюда, но после того, как мы построили новую ванную комнату, Натан стал использовать шкаф для своей одежды. Его отглаженные рубашки стопкой лежали на кровати. Я взяла их и стала укладывать на полку. Когда я закончила, мои пальцы наткнулись на твердый предмет. Это была старая записная книжка в черном переплете, стянутая круглой резинкой. Я сняла ее и раскрыла книжку наугад. Страницы были исписаны почерком Натана с характерным наклоном влево. Деловые заметки? Финансовые расчеты? Натан был весьма бережлив и аккуратен со своими деньгами. Личные записи?

Конечно, они были личными. Я уселась на покрывало и обхватила руками кружку, чувствуя, как струйки тепла растапливают холод внутри меня. Я допила чай, прежде чем взять книжку и начать читать. Это был своего рода дневник, и начат он был вскоре после того, как мы поженились.

5 января: Минти злится.

Возможно, для моего гнева были причины, но они забылись. Из-за чего я могла злиться? Правда, меня раздражали его вещи. Вещи его жены. Привычка Натана оставлять запонки в грязных рубашках. Пятна на его брюках, о которых он забывал мне сказать. Его неспособность объяснить мне, что он хочет в подарок на Рождество или день рождения. Я пролистала несколько страниц.