Все дни после «свадьбы» я ждала ночь с предвкушением; каждый момент страсти с Набилем влёк меня, затягивал, хотелось вновь и вновь попасть в его объятья, утонуть в них, раствориться. Теперь всё было не так. Я страшилась уединения с ним, не знала, во что оно превратится. Не принудит ли он меня к чему-то, если я стану сопротивляться? Я как будто бы больше не знала этого человека — властного, самодовольного, обманчивого. Обманывающего. Неискреннего. Я перестала его понимать.
И всё же мы поднялись в спальню, ведь мне следовало играть роль, если я хотела добиться своего, то есть, получить обратно свой телефон и вообще свободу распоряжаться собой.
— Идёшь в душ? — стоя в одной галабее на пороге ванной комнаты, спросил он у меня. Сглотнув, я замерла в нерешительности. Душа отвергает близость с ним, если задуматься о ней, становится немного тошно. Набиль потянул белоснежную одежду через голову и оказался совершенно обнажённым. Смуглое, стройное тело с совершенно очерченными мышцами, длинными ногами, узкими поджарыми ягодицами, широкими плечами. Я сразу же вспомнила его тело на своём, жаркое, крепкое прикосновение, напор, заполняющее меня изнутри ощущение. — Ну же?
— Да, я иду, — кивнув, скинула с себя платье, вытащила массивные серьги из ушей. Прошла за ним в одном нижнем белье.
Набиль включил воду и наладил её температуру. Закрутив заплетённые в косу волосы в пучок, я заколола их на затылке шпильками, чтобы не промочить насквозь. Пока мои руки занимались этим, я почувствовала мужские руки на спине. Они расстегнули лифчик и, разводя его, спуская лямки, ласково погладили плечи. Потом кожи коснулись губы. От чуть выпирающей косточки на углу плеча, вдоль по ней, к шее. Когда губы были на изгибе, они слегка разошлись и тронули меня языком. По спине побежали мурашки, заставляя её выгибаться. Голова невольно закидывалась назад, и вот уже ладони Набиля гладят мою обнажившуюся грудь, а поцелуи обжигают загривок.
Пальцы по-хозяйски очертили бока, пройдясь по рёбрам, легли на бёдра. Он потёрся о меня сзади пахом и возбуждённым членом. Мне передавалась его пульсация, напоминая обо всём, что между нами было. Неужели я способна хотеть это, несмотря на нанесённую обиду и оскорбление? Неужели секс бывает так сладок, что ради него можно простить? Нет, нет! Этого нельзя допустить! Я не смогу забыть.
— Я хочу тебя… как же я хочу тебя! — шепнул он мне в ухо и, резко спустив трусики, заставил из них вышагнуть. Потянул за собой под воду и, когда я встала рядом с ним, Набиль вновь повернул меня к себе спиной, уперев в стену. Рука проникла между моих ног и стала массировать клитор, принося наслаждение. Веки сомкнулись, и я едва удерживала стон. Лаская моё тело, Набиль осторожно вошёл в меня, гладкий, упругий, дерзкий. Головокружение, доводящее до чувства, будто я парю над землёй — вот что делали со мной его умелые ласки. Я была готова кончить, когда он вышел из меня, развернул и, сев, коснулся меня губами внизу. Я вскрикнула почти исступлённо. Стала кусать губы, потом поднесла к зубам пальцы — укусила их. То, что делал со мной Набиль — это незаконно, нельзя быть такой лживой сволочью и таким хорошим любовником! Почему одно чаще всего не бывает без другого?
Руки опустились на его голову, погружаясь в густые чёрные волосы. Ноги дрожали, и я бы упала, не придерживай меня Набиль. В момент, близкий к разрядке, он опять остановился и посмотрел на меня снизу вверх:
— Разве тебе не хорошо со мной, Элен?
Он же знает, что хорошо! Но хорошо лишь телесно. Зачем ему моё признание? Чтобы я сдалась? Если я произнесу, то должна буду отвечать за свои слова?
— Хорошо? Или нет? — отодвинулся он, и я поняла, что не получу оргазма, раз не признала это. Голова невольно кивнула. — Это «да»?
— Да, мне хорошо с тобой, — несмело, еле выговорила я. Улыбка украсила его лицо, и он, поднявшись, подхватил меня за бёдра и одним толчком вошёл внутрь. Я закричала от удовольствия и облегчения.
— Зачем же нам расставаться? Зачем тебе уезжать?
Губы вновь впились в мою шею, и я обхватила его за спину, скользя своей по мокрому кафелю. Сейчас, в этот миг, мне не представлялось, как можно уехать.
— Ты моя, Элен, ты моя, хабибти! — вбиваясь, говорил он, лишая меня рассудка. Когда настигает эйфория, ты будто не владеешь собой, можешь вести себя совсем не так, как хотела, и я хваталась за Набиля, прижималась к нему, отвечала на его поцелуи и позволяла ему продолжать развязно удовлетворять меня языком, пальцами, членом. Он довёл меня до оргазма в душе, но себе не позволил кончить, а принёс меня, ослабшую и безвольную на кровать спальни, где принялся заново распалять и накалять моё тело.
— Пожалуйста… пожалуйста, хватит! Набиль, хватит! — взмолилась я, изнемогшая и плачущая от бессилия. Никогда я не была такой расслабленной, обновлённой.
— Тебе не нравится?
— Мне… мне слишком нравится! Это уже слишком…
— Я не хочу оставлять и сантиметра неудовлетворенности в тебе.