Вторая жена

Маркусу понадобилось всего мгновение, чтобы переключиться.

— Это политический художник. Вырос в бедном квартале Киото, воспитывался одинокой старухой, бывшей гейшей.

Его взгляд скользнул мимо меня и остановился на сердитой Гизелле.

Когда мы уходили, Маркус коснулся рукой подбородка Гизеллы и заставил ее посмотреть на него.

— Завтрашний ужин. Ты мне его должна.

Печаль отразилась на ее безупречном фарфоровом лице. Она казалась такой послушной, даже покорной.

— Хорошо, завтра.

Но на улице она быстро вернулась к своему обычному состоянию:

— Он тебе понравился?

— Да, очень. Но, извини, это не твой тип.

Она взяла меня под локоть.

— Совершенно не мой. Вот в чем проблема. Разве жизнь не смешная штука?

Мы обошли кучу мусора около разорванного черного пластикового пакета и остановились у края тротуара.

— Роджер, конечно, знает, — спросила я, — когда ты встречаешься с Маркусом?

— Ну, это мелочи, — нетерпеливо ответила Гизелла. — Их всегда можно урегулировать. Как ты когда-то встречалась с Натаном? Но Роджер не знает и никогда не узнает. О'кей? — Она сжала мой локоть. — Хорошо?

Я скрестила пальцы за спиной.

— О'кей.

Мы перешли на противоположныю сторону улицы, и Гизелла сказала:

— Я познакомилась с Маркусом, когда мне было восемнадцать лет. Я уже была замужем за Николя, который был моим крестным отцом. Николя был старше пятидесяти, он был богат, заботлив и очень щедр. Маркус тогда принес каталог своих картин. И тех пор он в моей жизни.

— Почему ты не вышла за него после смерти Николя?

Гизелла повернулась и щелкнула пальцами перед витриной «Гермес». За стеклом на ложе из текучего шелка стояла бежевая сумка Биркин.

— Я уже привыкла к определенным вещам, а Маркус был очень беден в те дни. Он называл меня золотоискательницей. Пожалуй, он прав. Я такая.

Мы продолжили путь к ресторану, где Гизелла собиралась угостить меня обедом, мимо витрин, переполненных желанными предметами роскоши.

— Мы с Маркусом возненавидели бы друг друга, — сказала она наконец. — Я не хотела этого, Минти. — Она подтолкнула меня к роскошной двери. — Я хочу угостить тебя хорошим обедом.

Когда я уже снимала пальто в тихом холле ресторана, зазвонил мой мобильный.

— Да? — ответила я.

— Минти, — я пучувствовала, что волосы встали дыбом у меня на руках. — Это Роуз.

Может быть, Роуз видела меня возле своей квартиры и позвонила, чтобы сказать: «Пожалуйста, не делай так больше». Или: «О чем ты думаешь, что это за игра?».

Я оцепенела от тревоги:

— Роуз, сейчас не лучший момент. Могу я тебе перезвонить позже?

Голос Роуз утратил свои привычные интонации и звучал неестественно. Она вдохнула воздух с явным усилием.

— Минти? С тобой есть кто-нибудь? Я боюсь… тебе надо подготовиться… Минти… Минти… Натан. — Она взяла себя в руки. — Минти. Тебе надо приехать сейчас. Натану нехорошо, и было бы лучше, если бы ты приехала.

— Где он? — спросила я. Встревоженная моим тоном, Гизелла положила руку мне на плечо. — Куда я должна приехать?

— Ко мне. Как только сможешь.

Голос Гизеллы звучал почти пронзительно:

— Что случилось?

— Это Натан. С ним что-то не так. Звонила Роуз. Он у нее дома.

— О, Боже мой, я и представить не могла. — Она взяла себя в руки — Так. Я отменю машину. Быстрее будет взять такси, я поеду с тобой.

— Что он у нее делает, Гизелла? Что там могло случиться?

— Давай возьмем такси. — Она вытащила мобильный телефон, позвонила водителю и коротко с ним переговорила.

Я почти не помню ничего из того, что было дальше, кроме огней светофоров. И еще мотоциклиста, который ехал так близко к нам, что таксист накричал на него.

— Тебе не надо было ехать, — сказала я Гизелле. — В этом нет необходимости.

Гизелла ни в чем не была уверена.

— Надеюсь, это так, но на всаякий случай побуду с тобой. В любом случае, я хотела бы посмотреть на знаменитую Роуз.

— Гизелла, — повторила я, — что Натан делает у Роуз?

Она ответила, не глядя в глаза:

— Наверное, у него есть уважительная причина.

Я смотрела в окно. Натан и Роуз. Прежние времена. Положив руку мне на колено, Гизелла наклонилась вперед и давала указания водителю. Один раз она уточнила дорогу у меня, и я услышала свой голос:

— Перекресток в нижней части улицы, затем направо.

Был ли Натан болен? Он звонил мне утром по дороге на работу. Это был легкий, почти интимный разговор.

— Забыл мои очки.

Я видела, как ты положил их в портфель.

— Точно.

— Что у тебя сегодня?

— Роджер зачем-то хочет видеть меня. Возможно, обсудить нашу резолюцию по Африке, которую мы опубликуем к осени. Как мы можем помогать, не навязывая западные ценности коренному населению. А не просто молиться за неизвестных страдальцев, потому что вмешательство было бы политически некорректно.

Я засмеялась, и сейчас в мчащимся на полной скорости такси я думала с нарастающей тревогой, слышал ли он мой смех?

Конечно, с Натаном не могло случиться ничего плохого. Или могло? Может быть, Натан так стосковался по тому, что любящие и счастливые пары говорят друг другу, что решил поехать к Роуз и сказать ей: «Давай вернемся туда, где мы были»? И от этого порыва ему стало плохо.

Он был бледен в последнее время.