Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая.

— Валя дала, она вяжет, у неё их много… Сеня, ты всё равно какой-то бледный.

— Да, поспать бы я сейчас не оказался. А потом поесть.

— Может, сейчас и поешь?

— Нет, ещё подташнивает. Лучше посплю.

И я отправился на боковую. Проспал до девяти утра воскресенья. А днём пришла тётя Зина. При ней мама делала вид, что нога побаливает и передвигалась с костылём. Я запоздало подумал, что и тётке надо было какой-нибудь подарок привезти, не догадался, балда. Но она даже и не и вспомнила о подарке, зато сразу напомнила про спину.

— С тех пор ведь так и не болит, — кудахтала она. — Ну так, бывает, иногда что-то вступит, но ненадолго. Не то, что раньше.

— А я вам говорил, что худеть надо, и тяжёлого не поднимать. Тогда бы вообще не вступало.

— Да разве ж при такой жизни можно тяжёлое не поднимать. Из Ваньки-то так себе помощник хромоногий… Сень, ну может получится у тебя с его ногой что-нибудь сделать, а?

— Да нет же, тёть Зин, не в моих это силах! — сказал я, приложив руки к груди. — Там ногу ломать надо, мне что, молотком по ней садануть и наощупь под кожей кости в кучу собрать?

— Ой мамочки, — скривилась Зинаида, явственно представив эту жуткую процедуру.

— То-то и оно, — вздохнул я. — Очень хотел бы помочь Ивану, но я не волшебник.

Утром понедельника, как следует выспавшись и плотно позавтракав, иду на почтамт, заказываю междугородный звонок. Телефон приёмной Настина я помнил наизусть.

— Здравствуйте, Ольга Ивановна! Это Коренев, интерн.

— А, Арсений… Доброе утро! Что это вы решили позвонить?

— Я в Пензе. На этой неделе меня точно не будет, у меня мама под машину попала…

— Господи, ужас-то какой! — вполне, показалось, искренне, раздалось на том конце провода.

— Живая она, — успокоил я собеседницу, — хотя перелом голени – не самая хорошая штука.

— Ой, ну главное, что живая. Голень, конечно, неприятная вещь, но лучше, чем сломать, к примеру, шейку бедра. У меня мама в 67 лет шейку бедра сломала, так и не встала, через год ушла…

— Сочувствую, Ольга Ивановна, — вздохнул я. — Так вот я и звоню, чтобы вы передали кому там следует: в отдел кадров, Настину, Штейнбергу… В общем, на этой неделе меня точно не ждите. Буду у мамы своего рода сиделкой. А больничный я задним числом привезу.

— Передам, Арсений, конечно, передам. Маме вашей здоровья!

После этого отправляюсь в Ленинский РОВД, искать Лукьянова-Лукошкина. Пора выяснить, что за петрушка творится с этим наездом.

— Старший лейтенант Лукошкин Виктор Алексеевич, есть такой, — говорит дежурный.

— Я сын женщины, наезд на которую он расследует. Могу я с ним поговорить?

— Вроде был у себя. Кабинет №36… Стойте! Паспорт предъявите, я запишу в журнал, потом можете идти.

Очереди у нужного кабинета не наблюдается, поэтому коротко стучу согнутым указательным пальцем в покрытую облупленной краской поверхность и, услышав с той стороны: «Войдите», толкаю дверь, переступая порог. Старший лейтенант Лукошкин в форме, а шинель и ушанка с кокардой висят на стоявшей в углу вешалке. По виду старлей ненамного меня старше, лет около тридцати, рыжие щёточки усов, и сам он рыжеватый, причём уже с большими залысинами.

— Вы по какому делу, гражданин? — встречает он меня вопросом.

— По наезду на мою маму Надежду Владимировну Кореневу, которое вы ведёте.

— Ага, — щурится он, — то есть вы её сын? Паспорт покажите, пожалуйста.

Я протягиваю ему раскрытый, с золотым гербом на обложке паспорт гражданина СССР, которой тот берёт как-то даже брезгливо, двумя пальцами, словно тот измазан дерьмом. Листает до последней станицы, потом возвращает мне.

— Присаживайтесь… И что вас интересует, гражданин Коренев?

— Интересуют подробности. Кто был тот водитель, что совершил наезд? Установлена ли его вина? И собирается ли он возмещать физический и моральный ущерб?

Про то, что мама уже здорова, что и должна подтвердить рентгеноскопия, я молчу. Есть снимок перелома при поступлении в медицинское учреждение, а уж что там дальше случилось – пусть списывают на чудо.

Лукошкин смотрит на меня, как на врага народа, и его усишки начинают топорщиться и даже, такое ощущение, шевелиться, как у таракана.

— Гражданин Коренев, свидетелями даны показания, что потерпевшая сама – повторяю, САМА выскочила под колёса автомобиля гражданина Мельникова.

Ах ты ж… Сучёныш!

— Вот оно как? Могу я с этими показаниями ознакомиться?

Он поиграл желваками, но всё же молча вытащил из выдвижного ящика стола тоненькую папку с надписью на ней «Мельников», развязал тесёмки, вынул три листочка и подвинул их мне.

Я стал вчитываться в показания свидетелей. Действительно, гражданки Ивановская, Вдовикина и гражданин Смыслов поставили свои подписи под заверениями о том, что некая женщина (впоследствии оказавшаяся гражданкой Кореневой Н. В.), побежала через переход, когда ещё горел запрещающий сигнал светофора.

М-да, плохо, что пока ещё нет камер наблюдения, и можно манипулировать показаниями свидетелей. Потому что в правоте слов матери я не сомневался. Да и тётя Валя – соседка, заходившая к нам и в субботу, и в воскресенье – подтвердила её слова.