Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая.

— Что, свидание удалось? — спросила она с хитрой улыбкой.

— В целом да, — тоже улыбнулся я и тут же вздохнул. — Жаль, что приходится уезжать.

— Если у вас любовь, то расстояние не помеха, — со знанием дела изрекла мама.

Рентгеноскопия показала идеально сросшуюся большеберцовую кость, выяснять же это чудо я оставил маму тет-а-тет с её ортопедом в той же поликлинике по месту прописки, куда она уже отправилась после моего отбытия в Сердобск.

— Как мама? — встретил меня вопросом Штейнберг.

Такой же вопрос задавали коллеги по отделению, искренне радовавшиеся моему ответу, что мама идёт на поправку семимильными шагами.

А мне в первый же день по возвращении на работу под вечер достался пациент с редкой фамилией Бадюк, поступивший с синусовой тахикардией и гипертонией. Часто сердечных сокращений колебалась в районе 115 ударов в минуту, а давление держалось на уровне 170/120. Причём привезли его из Куракино, где он успел пару дней полежать в амбулатории, после чего ввиду отсутствия улучшения был отправлен к нам.

Ознакомившись с медицинской картой больного, отправился с ним общаться. Это был здоровенный, под два метра ростом, при этом грузный и одышливый мужчина с красной физиономией. Работал Бадюк... осеменителем на колхозной ферме. А приступ тахикардии случился чуть больше недели назад, когда племенной бык неожиданно вырвался из загона и попытался боднуть осеменителя подпиленными на концах, но всё же опасными рогами. За эти-то рога Бадюк и схватился. Началась толкотня – кто кого. Бык весил с полтонны, его соперник 120 кг, одна Бадюк сдаваться не собирался. Да и как сдаться, если разъярённый бык готов вонзить свои туповатые рога тебе в пузо... Жить-то хочется!

К счастью, на помощь подоспели скотник и отиравшийся на ферме ветеринар, сумевшие отвлечь быка от потенциальной жертвы криками и ударами дрынами по хребту. Бадюк резво перевалился через металлическое ограждение и схватился за бешено колотящееся сердце. И вот уже больше недели оно и не думало сбавлять темп.

В медкарте, которую передали из амбулатории в придачу к пациенту, указывалось, что ЧСС[2] больного пытались снизить бета-блокираторами, а также ставили капельницы с магнием, калием и кальцием. Он и сейчас уже лежал под капельницей. Причём подпись стояла моей сменщицы Ольги Николаевны Бабенко. В принципе, делала коллега всё верно, я бы назначил то же самое.

— Ну-с, молодой человек, утром мне представьте план лечения, — без доли иронии сообщил Штейнберг, также заглянувший в карту больного. — Странно, что ему не помогли стандартные схемы. Вместе подумаем, что можно предпринять.

И что мне назначать пациенту? Опыт подсказывал, что всё может оказаться не так просто. И потому в истории болезни я написал, что тахикардия может скрывать трепетание предсердия, что, в свою очередь, способно вызвать появление тромба. Поэтому после консультации с заведующим отделением желательно перевести больного в реанимацию.

Не дожидаясь утра, я нашёл Штейнбергу и всё это в устном виде ему пересказал, заодно потряс у него перед носом историей болезни. Тот с плохо скрываемым чувством собственного превосходства улыбнулся:

— Арсений Ильич, с чего вы это вообще взяли?

— Просто у нас в кардиокружке при институте было такое, показывали в морге тело больного, поступившего с тахикардией, а всё закончилось тромбом и мгновенной смертью.

— Хм, ну, это, может быть, всего-то один случай на десять тысяч, не думаю, что подобное может произойти с нашим, как его… Бадюком. Не переживайте, прокапаем, гепарин поставим во избежание тромбоза, всё будет нормально. Ступайте домой, и не забивайте себе этим голову. А заодно подумайте над планом лечения, который обещали представить мне утром.

Конечно, всякое могло быть, мысленно согласился я с Аркадием Вадимовичем, но и такой паскудной ситуации с тромбом исключать было нельзя. По-хорошему применить бы ДАР, не дожидаясь утра, но я что-то сегодня так вымотался… Буквально на ногах едва стоял, а если ещё и исцелять – вообще упаду. Вот за ночь отдохну, наберусь силёнок – и возьмусь за работу. И по фиг на соседей по палате, пусть смотрят, всё равно ничего не поймут. Даст бог, ничего с нашим Бадюком за ночь не случится.

Жаль, конечно, что в нашей больнице с её районным статусом при терапевтическом отделении нет своей палаты интенсивной терапии. В пензенских больницах есть и ПИТ, и РАО[3], а в районных – только реанимация. Да и то у нас всего две палаты и составляли это самое отделение. Впрочем, такая ситуация была, насколько я помнил, по всему Союзу, так что удивляться нечему.

С такими мыслями я ушёл домой, и с такими же мыслями в предвкушении скорой победы над загадочным недугом без четверти восемь утра вернулся в больницу. Вот тут-то меня и поджидала крайне неприятная новость, озвученная ещё не сдавшей смену Ларисой Офицеровой.

— Арсений, ночью произошло ЧП, — строгим и печальным голосом произнесла она. — Скончался поступивший вчера Бадюк, твой, кстати, подопечный.

— Как?! — только и нашёлся, что сказать, я. — Как скончался?!