Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

Думала Антонина только о нём, о сыне, а о внуке, Мишеньке, которого она совсем ещё недавно вспоминала каждый день, о внуке она не думала совсем, как будто даже забыла о его существовании, хотя, когда тусклый осенний рассвет, наконец, проникал в комнату, на тумбочке у изголовья её кровати вырисовывался портрет маленького мальчика с темными глазами, в деревянной рамке. И по утрам, глядя на фотографию в рамке, она вспоминала о внуке, и думала, что хорошо бы его увидеть напоследок, и даже просила об этом невестку, и невестка обещала, но исполнять своё обещание не спешила, и Антонина понимала, что Виолетта не хочет, чтобы мальчик огорчался, увидев бабушку в таком состоянии. Но это днём, а ночью она думала о сыне, и ещё вспоминала покойного мужа, свою жизнь с ним. Ночное время тянулось медленно, удручающе медленно, и Антонина лежала в темноте, думала о сыне и боялась предстоящих ей самой испытаний болью, которая, она знала, при её диагнозе бывает невыносимой.

Если бы Дима узнал мысли матери о себе, он страшно удивился бы: у него не было ни любовницы, ни дочери, а только жена и сын, впрочем, в конце концов, он согласился бы, что Виолетта с её характером вполне могла сойти за жену и любовницу одновременно, а Миша был так похож на мать, не столько внешне, сколько внутренней своей сущностью, что его, по размышлении, можно засчитать за дочь, так что мать, возможно, не так уж и ошибалась. Но Дима никогда мыслей матери о себе не узнал;

- Я боюсь унижения болью, - призналась она сыну.

- Они обещают, что сразу, как начнутся, выпишут наркотики, - сказал сын. - Я, наверно и сам смогу колоть.

Если бы она не знала правду, то надеялась бы и не боялась болей, подумал он, наверное, лучше было бы скрывать диагноз.

Но с другой стороны, его мать, мужественная женщина, медик по образованию, не должна была умирать во лжи, да она всё равно бы догадалась.

33

- Я её не убивал, - с ненавистью сказал Валера.

- Не убивал я её, - повторил он, глядя в лицо следователя.

Следователь был где-то одних лет с Валерой, худой, в очках, смотрел исподлобья подозрительно.

- А кто тогда? - спросил следователь.

- Да может, она всё же жива?

Следователь хмыкнул, выражая свое полное недоверие к словам Валеры и презрение к его попыткам выкрутиться.

- Вы знали, что у нее был любовник?

- Догадывался.

- Или точно знали?

- Сначала я начал догадываться. А вы бы не догадались? То голова болит, то хвост отваливается. Каждый вечер.

- А когда узнали точно? И как?

- Начал ошиваться у входа в учреждение, где она работала, делать вид, что жду её. Я знал, что сослуживцы всегда в курсе дела, и надеялся, что меня проинформируют.

- И?

- Приблизительно через неделю ко мне подошла молодая девушка со словами, что я зря жду жену, она с Петей уехала после обеда. Думаю, девчонка была влюблена в Петю и мстила Лене. Фамилию тоже она сказала.

Лена вернулась домой поздно вечером, я ей сказал, что знаю, где она была.

- И что она?

- Мне показалось, что она даже обрадовалась. Сказала, что устала врать, что влюбилась, как никогда в жизни.

- А вы что?

Валере показалось, что следователь, который представился как Вадим Петрович, проявлял к ситуации не профессиональный интерес.

- А я что? Я не ожидал, опешил. Думал, она будет врать, отнекиваться, а она прямо в лоб мне: я влюбилась.

Валера рассказывал историю последних месяцев своей супружеской жизни впервые, и даже забыл, что находится в кабинете следователя и является подозреваемым в убийстве.

- А вы?

Валера морщился, вспоминал.

- Я сказал, что она идиотка и шлюха, ну я не шлюха, а покрепче выдал. И что он её бросит, она для него старуха.

Тут Валера замолчал надолго, он не хотел воспроизводить Ленин ответ, это звучало бы как уловка с его стороны, но всё же продолжил через паузу:

- Лена сказала мне "я этого не переживу..." и заплакала.

- А вы?

- Да что вы всё выспрашиваете? Душу вытягиваете. Я не знал, как поступить. Можно было набить морду этому Пете, чтобы не зарился на чужое, но ведь она от этого его не разлюбила бы, пусть он трижды был бы бит. Да это легко сказать "набить морду", а я и в детстве драчуном не был. А как бы Вы поступили, уважаемый Вадим Петрович, если бы ваша жена сказала, что до смерти влюбилась в другого?

Вадим Петрович как-то сник, перестал буравить Валеру взглядом, посмотрел на стол, на свои руки, потом сказал:

- Мне такие вещи решать не пришлось. Я просто пришел домой и нашел записку: мол так и так милый Вадик, прощай, не поминай лихом, развод оформим позднее.

Стало тихо, и в тишине пронзительно зазвонил сотовый у следователя. Он поднес его к уху, сказал:

- Да, слушаю.

И через паузу:

- Да, слушаюсь, скоро уже.

Вадим Петрович поднял глаза на Валеру и, хотя звонок перебил их и можно было промолчать, Валера сказал:

- Может это лучше, чем как у меня.

- Может и лучше, - согласился почти весело следователь. - И всё это было три месяца назад.

- Да, - сказал Валера. - Я купил себе детский раздвижной диванчик и спал на кухне. Ждал, может она очухается, пройдет у нее эта напасть, и всё наладится. Не готов я был к разводу...

- А когда она не опомнилась, Вы её того...