Вторая жизнь Эми Арчер

Глаза Либби вспыхивают гневом. Она набирает в грудь воздуха, словно готовясь сказать резкость, но сдерживается.

– Говорите же! – Я подаюсь вперед.

Она проводит рукой по волосам.

– Послушайте: то, что я скажу, понять будет нелегко. – Она вздыхает. – Это меняет все. Для всех нас.

Либби снова бросает взгляд на фото Эми на каминной полке.

Я нарочно выбрала фотографию, которая как можно меньше похожа на «официальную» – на ту, что полиция взяла для объявлений о розыске. Там ее улыбка была принужденной, скованной, белая коса блестела на фоне зеленого школьного форменного джемпера, узел галстука – аккуратной буквой V. Такой моя дочь смотрела со страниц газет, с экрана – над плечом диктора новостей, с плакатов в супермаркетах. Она осталась такой в сознании всей страны – символ материнской халатности, предупреждение остальным детям, где бы они ни были. Это уже не была просто фотография моей девочки.

Одна мысль об этом пробуждает воспоминания. О том, как мы умоляли ее дать знать, где она, как обещали, что не будем ругать. Через неделю (вестей так и не дождались) девочка-двойник в розовых спортивных брюках, с лентой на голове, во флисовой курточке с тигром, словно призрак, повторяла перед журналистами и телевизионщиками все, что делала Эми в те последние минуты, когда ее видели живой.

«Ситуация все тревожнее, – сказали в полиции. – Кто-то знает, где она. Ценна любая информация, любая мелочь».

На пресс-конференции мои слезы мерцали в стробоскопах камер, а Брайан с каменным лицом держал меня за руку. Эми смотрела с увеличенных фотографий, расплываясь на отдельные пиксели, словно уже тронутая разложением.

– Вы должны это увидеть, – говорит Либби.

Она сует руку в карман пальто – будто фокусник достает кролика из шляпы – и вынимает розовый альбомчик с фотографиями. Раскрывает его, перебирает прозрачные пластиковые кармашки.

– Вот. – Протягивает его мне, медленно, с неохотой, словно боясь, что я не верну.

Фотография девочки с удивительно голубыми глазами и нерешительной улыбкой. Густые белые волосы стянуты в хвост лентой с леопардовым узором. Тоненькие руки опущены, розовая куртка с капюшоном контрастирует с тесными белыми леггинсами.

Кажется, будто кровь во мне перестала течь. Мгновенное узнавание. Вспышка в памяти. «Что это?..»

– Откуда это у вас? – Голос мой звучит приглушенно, почти благоговейно.

– Сама фотографировала. У подруги на барбекю, в Манчестере.

Женщина переворачивает фотографию и показывает дату, записанную на обороте черными печатными заглавными буквами: «ИЮЛЬ 2009».

Я подношу фотографию ближе к лицу, и рука у меня дрожит.

– Но этой девочке и двенадцати нет! А Эми в этом году исполнилось бы двадцать. – Поднимаю взгляд. Меня душат злость и разочарование. – Не знаю, кто это, но говорю – это не моя дочь.

– Это Эми, клянусь! Если вы позволите объяснить…

– Нет! Не знаю, кто вы и чего хотите, но вы сумасшедшая! Извращенка! Что я вам сделала, что я кому сделала, за что мне все это? Убирайтесь! – Швыряю ей фотографию и встаю. – Сейчас же! Или полицию вызову!

С удивившей меня саму силой я выталкиваю незваную гостью из комнаты, через коридор – и на улицу. Захлопываю дверь за ней, запираю на замок – и сползаю на пол, содрогаясь от тяжелых рыданий без слез.

Либби колотит в дверь кулаками.

– Вы должны выслушать, – твердит жалобно. – Пожалуйста! Она здесь. На улице. Я приведу ее. Миссис Арчер! Вы же не хотите потерять дочь еще раз!

Топот ног, бегущих по садовой дорожке. Скрип калитки.

– Эсме! Эсме! – зовет Либби. – Иди сюда, скорее! Эсме!

Застываю за дверью, сглатываю комок.

«Четыре буквы, – сказал Иан. – Элли, может быть?»

А еще он говорил, что она близко. «Девочка. Близко». И вот она, Эсме – тут, за дверью.

Кто бы она ни была, я должна ее увидеть. Не только потому, что малышка как-то связана с Эми, но и потому, что ее имя – и ее приход – единственное сбывшееся предсказание экстрасенса. Я поднимаюсь, отпираю замок и открываю дверь.

Либби стоит за калиткой, полускрытая высокой тисовой изгородью. Машет рукой, зовет кого-то.

Шаги по ту сторону забора. Неразборчивые слова. Либби отступает влево, скрывается за изгородью. А справа появляется девочка.

Она такого же роста, как была Эми. Других примет не разглядеть под блестящим серебристым пуховиком. Силуэт искрится в желтом свете уличного фонаря, а фары проезжающего автомобиля делают это свечение совсем призрачным. Ее тень быстро пробегает по саду и исчезает.

Я хватаюсь за стену, усилием воли унимаю колотящееся сердце, чтобы не разорвалось, стараясь не поддаваться потрясению, невероятной, нелогичной надежде на то, что Эми наконец-то вернулась домой. Она неподвижно стоит у калитки, лица не видно под капюшоном. Либби что-то говорит ей, и девочка поворачивает голову. Ее профиль виден нечетко, расплывается в белых облачках пара – от дыхания.

От дыхания.

Она дышит. Она живая.

– Эми?

Имя само собой срывается с моих губ. Она идет ко мне. Медленно. Сердце мое бьется громче, чем звучат ее шаги, и еще громче – когда она поднимает руки и скидывает капюшон.

Боюсь смотреть. Боюсь того, что увижу. Боюсь того, чего не увижу.