Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Милая Анечка, представьте себе картину: сижу на крылечке в большом декольте, небо синее, солнце светит и греет…[1002] к сожалению, очень недолго; ленится, скоро скатывается за деревья, и уже тень и прохлада… Итак, сижу и не перевожу, а пишу дурацкие ответы на письма, которые приходят пачками; в том числе Орлов вернул исправленную (очень хорошо) заявку[1003] (чувствуется рука не девушки, а мужа!) и пишет, что статью к «театру» писать не будет — предлагает или нам с Вами, или Антокольского. Я еще раз прошу его соизволить написать статью, и, в соответствии с его окончательным решением и с тем, что мы с Вами решим, пустим заявку в ход; (туда надо вписать и автора статьи — может быть, именно это и неудобно Орлову, коли заявка идет за его подписью, и составителями и авторами комментариев предлагаемся мы с Вами, опять же члены комиссии?) Что до меня: писать статью о театре — пусть цветаевском — не в состоянии; вообще это — и статьи, и театр, не моя стихия. Писать надо другое и о другом — пока жива, потом поздно будет. — Сумеете ли Вы, учитывая специфику (театральную предысторию (II–III студия) и т. д.) написать хорошо, и притом так, как требуется, и опять же в «сжатые сроки»? (Орлов (разумно) предлагает срок готовности сборника — осень 66 г., для включения в план редподготовки 1967 г.) Учитывая занятость и опять же большую работу по комментированию? Думаю, что нет; что время у Вас, да и у меня, чрезвычайно перегружено. Подумайте всерьез, ибо и делать надо всерьез. Если не согласится Орел и Вы не возьметесь, то Павлик, хоть и не ахти какой, но выход. Правда, он будет на высоте лишь по «Романтике»[1004], трагедии ему не по плечу, но: он достаточное «имя», не «конкурент», любит маму, отлично знает театр и ту эпоху[1005]. Что Вы по этому поводу думаете? Напишите: к тому времени подоспеет орловский окончательный ответ, в соответствии с ним перепечатаю заявку, дам на подпись Константину Георгиевичу[1006], если он будет здесь, и перешлю Вам.

Мне думается, что творческой работой по Цветаевой мы обе (коли жива буду!) сможем заняться не раньше моей пенсии, которая во многом развяжет мне руки. Правда, «подрабатывать» придется, но не с такой интенсивностью, появится время[1007] (хотя бы у меня).

О Бодлэре — ерунда. Тем более червяки какие-то; пусть у Шора[1008] червяки лучше: мне не завидно.

Конечно, можно дать «Моего Пушкина» — если не будет возражать Советский писатель[1009] — (у нас договор) — может быть, лучше «Мать и музыка», нежели «Башня в плюще»? — там очень уж много немецкого, хоть и прелестно… А «Пимен» пусть ждет своего часа. — Комментарии к Пушкину смотрела, но не больше. Очень много материала, хорошо; но, конечно, требует «подработки». Чувствую себя дай Боже и дальше так, ем утлую и хциплую пищу пустынника, запивая каким-то антипеченочным средством, работаю неохотно и со скрипом, но тем не менее, прорубаюсь сквозь гишпанца. Возле дома работает экскаватор. Напоминая Красноярск (будут ставить колонку водопроводную в край улицы); Шушка считает, что эта акция направлена против котенка, и сидит с черными глазами, готовая к схватке с чудовищем.

Целую, пишите!

Ваша А. Э.

20 29 сентября 1965 г.

Милый Саакянц, по-моему, совершенно правильно: «политику» сокращать в «Пленном духе» совместно с той редактрисой; рукопись им дать без всяких собственных сокращений. Считаю, что незачем урезать что-то касающееся меня, будь то пиво или его следствие[1010]; вот уж будет глупо! Конечно, надо оставить. Когда я блюду честь Валериного иловайского мундира («Дом у Старого Пимена») — это совсем другое. Кабы то были дифирамбы моему когдатошнему «вундеркинству», то тут бы я имела что возразить и нашла бы, может быть, это нескромным, тут — что!

Относительно «Записных книжек» — мы комментировали, помнится не Николая, «потусторонний зал царей» (та самая галерея мозаичных портретов)[1011]. О «мраморном» Николае речь там не о мраморном изваянии, а о мраморе черт, на таком же мозаичном портрете с «золотом барм». Впрочем, Вы все и сами знаете, и Бог с ним со всем.

В «Литературке» о «Дмитрии? Петровиче?»[1012] видела; я думаю, о корректуре можно не тревожиться; проза ведь, корректор с редактором могут и сами справиться.

Ваше 28-е сентября уже позади: интересно, как прошло? Думаю, хорошо. Все эти пустяки немаловажны для Вашего «становления», Анна Саакянц! А «наблюдать за Буниным», по-моему, просто интересно… Понимаю, что времени маловато остается на детскую болезнь левизны[1013], но ведь «направо»-то тоже надо работать! И пусть это будет, в конце концов, Бунин! Что деньжат добавили — тоже неплохо, только не транжирьте на радостях, умоляю! Железно кладите на книжку; питайтесь «акридами и диким медом»[1014] и одевайтесь преимущественно в собственную красоту. Квартира! Квартира!