Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

За время карантина было сделано все, чтобы разнести инфекцию по всему району. Доярки с зараженных ферм разносили ее пешком, а не то и на колесах: ограждения обходились и объезжались, дезинфекционных средств было недостаточно. В связи с этим теперь — строгости, санкции, отдачи под суд и снятия с работы. Поэтому-то Лутыке нужна бумага из центра, на которую он сможет, если захочет, сослаться, прежде, чем дать пропуск на выезд. Пока что за весь карантин единственный пропуск из Тарусы был дан Цветаевой (Валерии Ивановне с супругом) — двум старикам на 9-м десятке и при последнем издыхании… Да и то для этого их сперва госпитализировали на 2 дня, а потом уж дали такси, все остальные пропуска шли из Москвы: врач Михаил Михайлович[1098] (помните воспоминания его) уехал на присланной за ним кремлевской больницей машине; одна тетка по кремлевскому!!! пропуску получила целый большой автобус — и т. д. и т. п.

Приятная тарусская новость: наш вор, которого так мило, вместо того чтобы засудить, снабдили работой и жильем в Ферзикове, соскучился, бросил работать и переселился в Тарусу, где опять бездельничает; приятное совпадение — ограблена еще одна дача на «каменной» дороге, возле Суслиных. Хозяйка в отсутствии, и никто «ничего на знает» и ни во что не вмешивается… Первая — милиция.

Гарик успел приехать до усиления режима и проскочил на «необработанном» такси все кордоны от Серпухова до дома, так что лекарство и письмо мы получили быстро. А вот писать о «малохольном Гарьке» в записке, передаваемой через Татьяну Леонидовну и его самого — в высшей степени неосторожно было. Татьяна Леонидовна могла поинтересоваться лекарством и заодно прочесть. То же мог сделать и «малохольный». Мы мало знаем людей вообще и в частности, и такие вещи делать нельзя. Я не сомневаюсь в том, что Гарик болен, что-то основное в нем сломано. Он очень несчастен, робок, вполне забит чем-то внутри себя. Давид — дурак и, кроме того, бросил его, не звонил, как обещал, родителям, не справлялся о действии лекарств, т. е. при моей «высокой» рекомендации обошелся с больным не как врач и уж, во всяком случае, не как раввин. На последнее Ваше письмо: на примечания к пьесам — 4 листа + 11 1/2 с ереванской версткой — пусть будет «как господь». Вы правы: вставьте те, что есть, и разночтений — достаточно. Просить 10 экз. на двоих? Хватит нам? Ну, кончаю, нет еще: по-моему — напрасно тот портрет в Дон, желательно соблюдать посмертную красоту образа, особенно же у малознакомых с творчеством читателей. В томе Библиотеке поэта — оправдано, в обложке журнале — нет. Надо придерживаться облика 35 лет. Целуем. Спасибо за всё.

Ящурицы.

А. А. бедная, плохо выглядит, устала, встревожена рукой, которая непрестанно болит. Перестал действовать 4-й палец. Не жалуется, держится молодцом. Но годы берут свое.

Сердечный привет родителям (хлебу насущному) и родичам — (пирожным)!

41 9 декабря 1965 г.

Милый Рыжик, спасибо за «включение» на расстоянии в день рождения А. А., Ваш подарочек плюс газеты пришел как раз сегодня, а телеграмма — вчера; также и «сагитированная» Бондаренчиха среагировала «художественной» телеграммой. Среагировала и погода — наконец как раз сегодня. При нулевой температуре выпал снежок, и можно было ходить, не рискуя трахнуться; это — немаловажное обстоятельство ввиду того, что начали растаскивать кое-какое барахлишко по соседям, а гололед куда лучше, чем на государственных чемпионских катках; это не воодушевляет. Еще был приятный сюрприз ко дню рождения — одна ее (А. А.) приятельница прислала посылку с мандаринами и апельсинами. Обратная сторона посылки та, что пришлось за ней «дуть» на почту, вот тут-то и пригодился именинный снежок! Я с удовольствием прошлась по нему и села на ж. только раз, переправляясь через овраг, мост над которым так и не восстановили с прошлого ледохода. Всё вокруг, как всегда в Тарусе — красиво, особенно под пушистым и недолговечным снежком. Но — хципловата стала, потому и радости мои хципловеют. У болезней — свои (туманные) горизонты. Но в общем чувствую себя куда сноснее, чем весь октябрь, когда были такие боли. Всё, как всегда, к лучшему.

Вчера была телеграмма от Владимира Николаевича о том, что книга вышла. Самое удивительное, что я до сих пор еще как следует не прочувствовала и как следует не обрадовалась — может быть, потому, что мы с Вами столько над ней (книгой) работали и так сильно ее ждали? Но, конечно, просто счастлива, что свершилось это чудо. Орлов пишет, что книга выходит очень хорошо. Ну, слава Богу, милый мой рыженький соавтор. Слава Богу.