Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Смысл сидеть мне в Тарусе, с рыбой, Тирсой или бэз, нет никакого. Мы жжем дрова из запаса будущей весны: быт — очень труден: холодно: гололед; того и гляди, трахнешься, еще чего-нибудь сломаешь. Колонка постоянно выходит из строя; а когда действует — вокруг нее ледяная горка: трудно и страшновато воду носить! У А. А. болит правая рука; хозяйничать в прежних объемах и в до-петровских условиях ей очень тяжело. В это же время квартира со всеми отоплениями-освещениями пустует, а квартплата идет. Нелепо! Ну а главное — сколько можно лечиться овсянкой, даже с проблематическим приложением вареного «мняза» — невемо от чего, запуская и так запущенное здоровье? То, что я «гоню» Тирсо, отношу все же не только за счет весьма проблематических прелестей карантинной Тарусы и не предугаданной и неподготовленной зимовки (насильственной к тому же!), сколько за счет своей прелестной трудоспособности, несмотря ни на что и наперекор всему! Состояние, в котором я нахожусь (физически), можно выразить, что, мол, еще дюжу: а что будет завтра — не знаю; это довольно неуютно. Худеть (мне), конечно, полезно, но — до каких пределов? Надо же когда-то и окрепнуть хоть чуть? А я, например, боюсь ехать сейчас в Москву (побоялась бы) с гурьевской пересадкой, т. к. вовсе не уверена — я-то! — что одолею 4–6 километров. Пёхом между двумя автобусами. Так что все это не так весело. Оказывается, карантин должен был кончиться 10-го декабря. Вспыхнула коровья эпидемия снова — теперь уж не доезжая Гурьева. Посмотрим: если это продлит карантин еще на 40(!) дней, то примем меры, чтобы как-то выдираться; я об этом напишу Вам особо, и, если возможно, Вы поможете, ибо отсюда мы вряд ли чего-нибудь добьемся. Здешнее начальство никаких прав не имеет за пределами района, а что в Калуге хлопотать, что в Москве… Завтра отсюда выбираются наши соседи — Валерия с супругом; Валерия уже успела полежать в больнице, а Сергей Иасонович[1082] — трахнуться об лед с какой-то посудой в руках, которую перебил; после чего слег сам, и, говорят, «заговариваться» стал; ему уже сильно девятый десяток… В свете чего больница дала им какую-то «бумагу», которую они вполне заслужили «от Господа Бога», и завтра посадят их на машину и в сопровождении врача отправят в Москву через все санитарные кордоны. Отвечать за них, и не дай Бог хоронить за свой счет, здесь не хотят, и правильно делают. Нам же такой «бумаги» не схлопотать, мы — молоденькие! Ну, ладно; об этом — потом. Насчет Марии Ивановны[1083], — конечно, денег ей подбросить неплохо, но, простите за прозу, надо бы расписку, за что и в счет чего получено. Потом можно и концов не найти. К счастью, в моих дебрях, по-моему, сохранилось и ее первое письмо[1084], в котором она изъявляла желание дать мне (в смысле подарить) «Каменного Ангела»; уже потом последовало продиктованной Асей и Валерией. Как бы там ни было в дальнейшем, с Асей не «ссорьтесь» и не «грубите». Никаких «правд» она не понимает и не воспринимает, а вредничать будет. Лучше всего ее спускать на тормозах. От тетради она не отстанет, а мы будем затягивать и оттягивать, сколько нам потребуется. Если с «Искусством» выгорит дело, то и тетрадь потребуется нам надолго. Я надеюсь, что с сигналом «Библиотека поэта» пришлет и остатние деньжата за книгу; Вам много потребуется, если — Мария Ивановна, и выкупить «наши» экземпляры, и т. д. Пожалуйста, записывайте всё, что будете тратить на эти и прочие цветаевские и околоцветаевские дела. Там же еще и Тирсо. (Т. е. — Сашке. Кончил ли он подстрочники хоть? Мне надо уже просить Инку присылать продолжение, чтобы — карантин — не карантин — не получилось разрыва.) — Воробейчика с ее «половым вопросом», да еще навязываемым… Вам!!! — Мне — только жалко; не судите строго ее и Вы, ибо впадете в ту же ересь «своей колокольни», правда, вполне объективно говоря, наша колокольня и мне кажется куда выше ейной: но может быть, на ейной колокола звончее; досадно, что колокол звонит на этот раз о таком подонке, как юный перебежчик в Лидочкины объятья… Всё — суета сует и всяческая суета! Простите за сухость моей «миссивы»[1085] и вечную спешку. Я Вас очень люблю и всегда за Вас и на Вас радуюсь: об этом писала недавно, и примите это к сведению. — Хорошо, что у Вас в «Искусстве» «свои люди»: надо будет, возможно, столковаться, чтобы проблематический гонорар за еще непереведенного Тирсу пошел бы в пенсионный фонд и год — не раньше и не позже; но об этом есть время подумать.

Крепко целую. Будьте здоровы. Сердечный привет Вашим.

А. Э.

Не забудьте — 9 декабря день рождения А. А.!

40 3 декабря 1965 г.