Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Насчет «Нездешнего вечера» не волнуйтесь, основное из возможного «на сегодняшний день» мы с Вами успели, а остальное не может оставаться нашей привилегией и прерогативой. Все равно в столичной печати эта вещь не проскочила бы, а прижизненные публикации — чистейшая условность, хотя бы по количеству читателей…

От Вашего анализа моих недостатков ни им, ни мне не стало ни холоднее, ни жарче, Всё прошло, милый Августин, всё прошло, всё прошло[1268]; Вы сами больше не огорчаете и не радуете меня — только обстоятельства Ваши. Иначе Ваша фраза о том, что «мне нельзя помочь» показалась бы мне, вероятно, чудовищной. Но — Бог с ними, с фразами… Не по ним судимы будем!

А. А. прилетела в Москву 2 сентября, а сюда прибыла в прошлую субботу — выглядит неплохо, загорала, но … увы, годы берут свое, постарела. Как жаль! И силы становятся далеко не те, но все старается тянуть наше хозяйствице и — радоваться жизни.

Ивушка-старушка жива.

Малины не было совсем.

Грибов — мало, вернее — я с ними мало совпадала, — свои ноги не ходят, чужие колеса не тянут…

Яблок много — не у нас, так у соседей.

Евгения Михайловна похудела, почернела, слаба, но последние анализы приличные, дай Бог!

Лена прибавила за лето 4,5 килограммов и нагнала сколько-то (не так много, как я надеялась!) эритроцитов. Надолго ли ей хватит этого запаса? Быт был труден, ибо он труден вообще — раз, и потому что она очень слаба, еще хуже меня! — два, очень старательный и бесконечно трогательный ребенок…

Целуем Вас. Будьте здоровы и благонадежны. Сердечный привет родителям!

Ваша А. Э.

8 14 сентября 1974 г

Милая Анечка, письмо Ваше получила, очень рада, очень, что вострите лыжи в Коктебель, дай Бог удачи, покоя и даже приятных собеседников и сопрогулочников. Боюсь только до ужаса, как бы в их числе не оказалась тетка Аська, отправительница колодцев и даже Черного моря… Она любит навещать Марию Степановну[1269], нарезвившись в Прибалтике, иногда ей сопутствуют и Ритка с супругом. Впрочем, может быть, все это вместе взятое, если и совпадет с Вами, Вас развлечет…

<…> На самом же деле «Звезда» в лице M-me Губко, заведующей отделом критики, уже давненько, то ли в конце мая, то ли в июне, оповестила меня о том, что мой матерьялец откладывается (предположительно) на март 1975; правда, ни о каких «волнах» она не упоминала в качестве причины, вежливенько написала, что «в связи с перегруженностью портфеля редакции мемуарными материалами»; так что я давно в курсе данной проволочки и настолько к ним привыкла вообще, что не огорчилась в частности: вот только на деньги рассчитывала, без них — туго. <…>

Как надоела всяческая муть, мельтешенье и мелоченье… Сегодня ждем нашего шофера, чтобы уточнить день нашей эвакуации (он, шофер, кого-то вывозит из Тарусы) — предполагаем перебраться числа 18–20 сентября, вещички в основном сложены, огородишко перекопан, цветики отправлены, увы, на помойку, а цвели под занавес хорошо — и чудная стояла погода, в виде репараций за дикое лето! Только сейчас набегают тучки небесные, холодает. Иногда дождит. Хорошо бы выбраться по приличной погоде, но — что Бог даст! Было вялое и кислое письмишко от Орла — заскучал на пленуме, и с книгой его что-то застопорилось… Стареем, брат, стареем! Вскользь и как-то испуганно (?) упоминает о мимолетной встрече с Вами…

За всё лето с великим грехом пополам перевела сотню (1) строк старых французских поэтов и Дебордихи-Вальморихи[1270] — для Олега Степановича.

Целуем! Будьте здоровы и благополучны! Сердечный привет родителям!

А. Э.

Да, всё забываю! Летом приезжал «Саша» от Вл. Сосинского, привез жену, грудного младенца, несколько маминых и папиных писем к Ариадне Викторовне и Владимиру Брониславовичу и уйму моих детских.

Не огорчайтесь по поводу ЦГАЛИ, ей-Богу не стоит! Всё у нас с Вами будет в порядке — если Бог даст мне еще жизни хоть сколько-нибудь.

1975

1 2 июня 1975 г

Милая Анечка, простите за долгое молчание, болезни и боли тому виной, одолевающие, и передышки, не дающие хотя бы, чтоб оглядеться и порадоваться, не говоря уж об написать письмишко. Погода тут пестрая, пока что тьфу-тьфу, чуть теплее московской, а соловьишки еще поют. Сметанный товарищ доехал отлично, когда его разворачивала, то из него лягушкой выскочил крысолов; пирог с сюрпризом, как при дворе Людовика. Он (пирог) оказался чудно пропеченным и до сих пор украшает собой наши утлые чаи́. Из-за моей (надеюсь, временной) инвалидности все мужицкие работы навалились на А. А., я только по домашности шевелюсь еле-еле, что немало меня угнетает наравне с разным протчим… Напишите словечко, как Вы там дюжите в столице нашей родины. Целуем, большой привет маме.

2 9 июня 1975 г.