Читаем Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов полностью

Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Все мыслипрокисли…Все слёзы иссякли…Прощай, Саакянец!Один в этой сакле,Где многие какалиОстанусь… не так ли?Прощай, Саакянец!Надеюсь, в Москве мыЗа здравье немеркнущей темыРаздавим стаканецИ выпьем до капли…Прощай, Саакянец!ТвойверныйИраклийВыйдя из лонаАндрона,Здесь каклГераклПод рёв Аквилона

А. Пушкинъ (В альбом NN…)

Теперь, когда Вы вправеОбъехать белый свет,Увидите: в ВаршавеТаких субъектов нет!

Ваш выкормыш («была бы шея, а хомут найдется») в июне 1962 г. Красавчик, а?

39
27 июля 1962 г.

Милый Саакянц, Саакянец, глянец, ранец, румянец, померанец, поганец! Спасибо Вам за весточку (которая вслед телеграммы) и за разрешение топить невинного пушистенького котишку. Вот приедете к нам в августе и с этого и начнете свою новую жизнь. Натренировавшись, удушите Швейцершу[542] и с ней еще кое-кого.

Спасибо и за сведенья о квартирных делах, ладно, договорились, когда в следующий раз буду получать квартиру, постараюсь обойтись без Лиды Бать, растудыть ее мать.

Только сегодня узнала, что оказывается, организатором кувыр-коллегии вокруг «памятника» была всё та же Ася, Анастасия Ивановна, тетенька моя, которая сперва задумала водрузить «камень с тарусской каменоломни» на участке Валерии Ивановны[543], а потом потеснить «спящего мальчика»[544] на могиле Борисова-Мусатова. Действовала она, говорят, при помощи некоего юного одессита[545], смывшегося после моей телеграммы, и очень торопилась всё «провернуть» в мое отсутствие! На «открытии» должны были присутствовать обе гидры — Ася и Валерия — а остальные как хотят. Ну, ладно, приеду, разберемся. Теткам буду мстить долго и упорно — опубликую все прозаические произведения, где мама клеймит железом обеих сестричек; и установлю на своем участке по памятному камню обеим идиоткам. За вход буду брать деньги — и немалые. Шутки в сторону — гадость всё это.

Что слышно с проектом опубликовать что-нибудь мамино в «Знамени»?[546] А с Казакевичем что? — Впрочем, пустые вопросы. Вы, верно, на них не догадаетесь ответить до получения моего письма, а после, пожалуй, будет поздно. На днях собираемся, но когда, точно еще не знаем. Ездили в Палангу (без Скаррона!). Путались между бабским голым и мужским голым пляжем; оба хуже. Были во дворце Тышкевичей[547] — так себе. Вообще ничего себе городок — только слишком много народа; в курзале выступал Ашкенази[548] и народная артистка Грузинской ССР Нина Какашидзе[549]; в кино шли боевики «Девчата»[550] и «Каменное гнездо»[551].

Море было очень красивое…

Целую Вас, Рыжик, до скорого свидания!

Ваша А. Э.

Пожалуйста, напишите сами два слова Анастасии Ивановне насчет данного ей Вами письма — пусть пришлет копию или Ваш текст, который ей будет возвращен. Я ей писала три раза и трижды получила обещания и отговорки. Ее московский адрес Горького 26/1, кв. 9. Попробуйте позвонить (может быть, она в Москве). Б1–60–26.

40
29 июля 1962 г.

Милая Анюта, получила Ваше письмо с комментариями и портрет котенка — одно лучше другого. А кроме того — письмо от молодого человека, воздвигателя памятника[552]; тут многое неясно, и очень. Поговорим при встрече. Я ему ответила со всем возможным тактом и сердечностью, а вот с тетками, «ночными ласточками интриги»[553] разговор должен быть другой. У всей этой истории есть — должна быть — предыстория, которую надо будет выяснить. — О Сарре Бернар[554] — времени ее приезда в Россию, надо будет спросить у того самого шафера на родительской свадьбе[555], от которого я спасаюсь; он специалист по Сарре и <с> чрезмерным удовольствием ответит на все вопросы. Я же помню, как мама мне маленькой рассказывала, как старая Сарра играла «Орленка»[556] — и не только; кажется, она глубокой старухой играла и «Даму с камелиями»[557] — причем ей ведь (Сарре) ампутировали ногу[558], так что играла она вдобавок с протезом. — Получила еще письмо от Алигерши про Казакевича, но в основном не о состоянии его здоровья, а о собственных к нему чувствах. Однако говорит, что он чувствует себя лучше, хотя это пока мало что значит: положение остается, по меньшей мере, тяжелым, если не хуже…