Может быть, Мириэль переборщила с макияжем. Может быть, ей следовало только слегка подровнять волосы Мэдж, а не делать короткую стрижку.
– Тебе не нравится?
Из глаза Мэдж выкатилась слеза, и Мириэль поспешила за носовым платком. Она всего лишь пыталась помочь! Может быть, Чарли был прав: она совершенно неспособна представить себе потребности кого-то другого, кроме своих собственных.
Когда она вернулась с носовым платком, Мэдж все еще держала зеркало перед лицом.
– Твои волосы отрастут в мгновение ока, вот увидишь. И я могу стереть румяна и помаду. – Мириэль промокнула уголок носового платка в стакане с водой. Но когда она протянула руку, чтобы стереть макияж, Мэдж отстранилась.
– Я выгляжу… я выгляжу, как кинозвезда. – Она повернулась к другим пациентам, которые теперь сидели на своих кроватях, вытаращив глаза. – Разве нет? – Мэдж не стала дожидаться их ответа, а снова посмотрела в зеркало. – Чертова кинозвезда!
Мириэль видела не один раз, как эта женщина ухмыляется или насмехается, но никогда раньше она по-настоящему не улыбалась. Мириэль тоже улыбнулась.
– Я хочу быть следующей! – воскликнула женщина через одну кровать.
– Нет, я! – вмешалась другая. – Я хочу выглядеть так же, как Теда Бара[42].
– Нет, тебе это не нужно, – возразила Мириэль. – У нее ужасно большой нос. И эго в придачу к этому. Но я посмотрю, что можно придумать.
Вторая половина дня прошла быстрее, чем когда-либо с момента ее приезда. Она не заметила, как изменился свет, когда солнце пересекло небо. Она не заметила ни тиканья настенных часов, ни боли в ногах. Она не заметила возвращения сестры Верены, пока резкое
– Пресвятая Дева! Что здесь происходит?!
Мириэль замерла, ее пальцы запутались в волосах очередной пациентки, а запястья были в мыльной пене.
– Я ухожу всего на три часа, а вы превращаете лазарет в… парикмахерскую! – Она произнесла это с таким отвращением, словно говорила: «бордель». – Где сестра Лоретта?
Та тихонько похрапывала в углу.
– Иисус, Мария, Иосиф!
Мириэль вытерла руки о фартук, подавляя смех. Единственный раз, когда она слышала, как сестра Верена ругалась (во всяком случае, в монашеской версии ругательств), это означало неприятности.
– Я подумала, что это может поднять настроение женщинам. Свежая стрижка. Немного румян. Здесь все время так тоскливо и…
– Для вас нет ничего святого? Это больница. Женщины здесь… – Она сделала паузу, взглянув поверх Мириэль на женщин, сидящих на своих постелях, прежде чем произнести слово «умирают». Но все услышали его в наступившей тишине. И все веселье, которое распустилось в комнате, пока Мириэль порхала от кровати к кровати со своими ножницами и расческой, увяло. – Здешние женщины больны. Они нуждаются в отдыхе и лекарствах, а не в стрижках и румянах.
Мириэль вытерла руки о фартук, ее взгляд остановился на сестре Верене.
– Возможно, им нужно и то и другое.
– Именно потому, что вы так думаете, вам здесь не место. Это было ошибкой с самого начала.
– Сегодня я чувствую себя лучше, чем за всю неделю! – неожиданно заявила Мэдж.
– Я тоже, – подхватила другая пациентка, поглаживая свою новую стрижку.
Заговорила женщина, чья голова все еще была намылена:
– Вы не можете выгнать Полли. Она еще не закончила с моими волосами!
Пристальный взгляд сестры Верены перебегал с одной женщины на другую, суровое выражение ее лица смягчилось, превратившись в смиренное.
– Женщина чувствует себя прекрасно, когда выглядит прекрасно, – добавила Мэдж, и Мириэль не смогла удержаться от улыбки.
– О, хорошо, – сказала наконец сестра Верена. – Но вы не должны уклоняться от своих других обязанностей, чтобы играть в парикмахера.
– Да, сестра.
– И больше никакой помады. Я не позволю вам превращать мой лазарет в логово безнравственности. – Она потопала прочь, прежде чем Мириэль успела навлечь на себя новые неприятности, расспрашивая о сурьме или пудре для лица. Лучше удовлетвориться малой победой и держать помаду в кармане. Прямо рядом с йодидом.
Глава 22
Мириэль продолжала принимать таблетки йодида калия три дня подряд. Она спрятала несколько штук в карман и сумочку и глотала их вместе с маслом чаульмугры. К четвертому дню она была уверена, что пятно на ее шее сгладилось и стало менее красным. К пятому дню бледное пятно у большого пальца, из-за которого начался весь этот кошмар, почти исчезло.
Поэтому на шестой день, когда у нее начали чесаться ноги, она не обратила на это особого внимания, обвиняя жару и душный воздух Луизианы. Она, как обычно, приняла таблетки и взялась за дело. Все в лазарете, кто был достаточно здоров, чтобы сидеть, хотели, чтобы их ногти были отполированы, а волосы уложены. Сестра Верена была занята заточкой игл, опорожнением горшков и сменой повязок.