Вторая жизнь Уве

Перед ними на банкетке, скрестив руки на груди, сидит Уве, злой как черт. По бокам сидят девочки – старшая, скучая, смотрит в потолок, у младшей рот до ушей – точно ей только что разрешили ежедневно в течение месяца завтракать мороженым. С обоих краев к скамейке приставлены два дюжих мордоворота из больничной охраны.

– Ваши дети? – спрашивает один.

Судя по насупленному лицу, ему завтракать мороженым не разрешили.

– Мои, а что, они что-то натворили? – почти с испугом спрашивает Парване.

– Нет. ОНИ-то как раз нет, – отвечает другой мордоворот и укоризненно смотрит на Уве.

– А я что? Я тоже ничего, – обиженно бурчит Уве.

– Уве побил клёуна! – заходится от восторга младшая.

– Ябеда, – досадует Уве.

Парване смотрит на него раскрыв рот, не зная, что сказать.

– Да ладно, фокусы у него все равно отстой, – вздыхает старшая. – Ну что, поедем домой? – интересуется она, вставая со скамьи.

Парване смотрит то на старшую, то на младшую, то на Уве, то на охранников.

– Зачем… стойте… что за… какого еще клоуна?

– Клёуна Беппо, – растолковывает младшая, кивая с умным видом.

– Он хотел фокус показать, – добавляет старшая.

– Да туфта это, а не фокусы, – вставляет Уве.

– Ну, тот, с исчезающей монеткой. Взял у Уве пятачок, – рассказывает дальше старшая.

– Ага, а потом хотел подсунуть мне чужие пять крон, во как, – замечает Уве и с чувством оскорбленного достоинства смотрит на стоящих рядом охранников, словно его замечание объясняет всю ситуацию.

– Уве ПОБИЛ клёуна, ма. – Младшая хохочет так, будто в жизни ничего веселей не видела.

Парване долго смотрит на Уве, на младшую дочку, на старшую, на обоих охранников.

– Мы пришли навестить моего мужа. Его привезли сюда после несчастного случая. Пустите детей повидаться с ним, – объясняет она охранникам.

– Папа упай! – сообщает младшенькая.

– Ладно, – говорит первый мордоворот.

– А этот пусть остается здесь, – говорит второй, указывая на Уве.

– Скажет тоже: побил. Так, ткнул маленько, – бормочет Уве. И добавляет для верности: – Тоже мне полицейские нашлись, дурилки картонные!

– Да этот клоун все равно не умеет колдовать, – ворчит в защиту Уве старшая, когда ее ведут в палату к отцу.

Час спустя все вместе стоят возле гаража Уве. Увальню наложили гипс на руку и на ногу – выпишут через несколько дней, так сказала Уве Парване. Хотел Уве ответить ей, что увалень ее – пентюх, каких свет не видывал, но не ответил, лишь губу прикусил, чтоб не вырвалось. Чутье подсказывало: Парване и сама думает о муже не лучше. Уве убирает газеты с сидений «сааба», в салоне все еще воняет выхлопом.

– Уве, дорогой, ну, может, тебе все-таки отдать деньги за парковку? – спрашивает Парване.

– Это твоя машина? – хмурится Уве.

– Нет.

– Ну и все, – отрезает он.

– Но мне как-то неудобно, как будто тебя наказали из-за меня, – хлопочет она.

– Мне муниципалитет выписывал штраф. А не ты. Стало быть, виновата не ты, а эти козлы из муниципалитета. – Уве захлопывает дверцу «сааба». – А еще эти липовые полицейские, – добавляет он, все еще серчая на мордоворотов, заставивших его томиться на банкетке, пока Парване не пришла и не сказала, что пора ехать домой.

Будто он такой неблагонадежный, что ему нельзя свободно прохаживаться по больнице, как другим посетителям.

Парване долго смотрит на него, задумчиво молчит. Старшей дочке надоедает ждать, она направляется через стоянку к домам. Младшая блаженно улыбается Уве.

– Ты кьяссный! – говорит ему.

Уве, глянув на нее, сует руки в карманы.

– А? Да ладно. Из тебя тоже, гляжу, человек вырастет.

Малышка радостно кивает. Парване смотрит на Уве, потом на пластмассовый шланг на полу гаража. Снова – на Уве: по лицу пробегает тревога.

– Не поможешь мне… лестницу оттащить? – просит она его как бы в глубокой задумчивости.

Уве рассеянно ковыряет носком асфальт.

– А еще у нас батарея не работает, – добавляет она как бы между прочим. – Может, посмотришь? Патрик в этом ни бум-бум, сам видишь, – говорит она, беря младшую за руку.

Уве медленно кивает:

– Да уж. Вижу, что руки не из того места растут.

Парване кивает. Лицо ее вдруг расплывается в улыбке.

– Ты же не дашь девчонкам замерзнуть ночью, правда, Уве? Хватит с них того, что ты у них на глазах избиваешь клоунов!

Уве обиженно смотрит на нее. Молча, словно на переговорах с самим собой, нехотя соглашается: конечно, не дам замерзнуть – дети же не виноваты, что их непутевый папаня окна не может открыть так, чтоб не грохнуться с лестницы. Небось супруга ему покажет райскую жизнь, явись он к ней после того, как заморозит детей.

Он поднимает пластмассовый шланг с пола, вешает на гвоздь. Закрывает ключом «сааб». Запирает ворота. Трижды дергает за ручку. Идет в сарай за инструментами.

Покончить с собой можно и завтра. Успеется.

14. Уве и девушка из поезда