– "Да? А я что не знаю ничего про любовь? -с обидой заметила Танечка. – "Смею заметить, я пять лет в браке и у меня трехлетний сын. Вы объясните мне, что это за три человека? Разве нельзя было придумать другое сравнение для усиления смысла!"
– "Ты ещё слишком молода! Ты ничего не понимаешь!",– в сердцах произнесла Елена Фёдоровна.
– "Раиса Петровна, может Вы объясните, у меня уже нет слов и сдают нервы",– обратилась она к начальнику отдела.
Раиса Петровна, конечно же, была опытный игрок на любовном фронте. Эта фигуристая женщина за сорок, переживала вторую молодость, имея старого мужа и молодого любовника. Кому как ни ей повернуть неосознанное сознание молодого специалиста в нужное русло. Она готовилась к совещанию и не принимала участие в прениях. – "Какая проблема? – произнесла она мягким вкрадчивым голосом.
– "Вот объясните мне, Раиса Петровна, что это за такое желание теплоты, что невозможно переждать несение службы на погранзаставе, у пограничного столба трёх парней с одним автоматом Калашникова. Почему он у них один на троих?"
В этот момент слов не было ни у кого из старших товарищей. На несколько секунд воцарилась мёртвая тишина.
– "Телефон – автомат, Та-ню-ше-чка!",– сквозь зубы, почти шёпотом процедила Раиса Петровна, взяла доклад и удалилась на совещание.
Елена Фёдоровна уткнулась в свои бумажки, бурча под нос, что потратила столько времени на ерунду.
Танечке стало горько от осознания потерянного десятилетия на абсолютное непонимание смысла песни. Жизнь разделилась на "До" и "После". Песня перестала быть такой загадочной. Без пограничников с автоматом, она сразу перешла в категорию бытовой проблемы с очередями. Танечка глубоко вздохнула и села за решение насущных задач по расходованию материалов на производстве, которые переждать не смогут, а расчет нужен уже к концу дня.
Они не были закадычными подругами. Просто учились в университете, на заочном. Вместе жили в гостинице, готовились к экзаменам, ходили на культурные мероприятия. Ира изучала языки, мечтала выйти замуж за иностранца, хотя здесь имела отношения с мужчиной, который из-за неё бросил жену и маленького сына.
Шли лихие девяностые.
– Таня, когда-нибудь ты поймёшь, что не создана для этой страны, – говорила Ирина
– Нет, я не представляю жизни вне России,– отвечала подруга, у которой был непутёвый муж, маленький сын и она пахала на нескольких работах, чтобы семья жила в достатке.
Однажды Ира появилась на пороге маленькой квартирки Татьяны в старом фонде. – Я выхожу замуж за иностранца и уезжаю в Финляндию
– А как же Серёжа?
– Я ему ничего не обещала. У каждого свой путь, своя жизнь.
– Ой, а я бы так не смогла.
Они обнялись, понимая, что никогда не увидятся. У Ирины к тридцати годам осуществилась мечта. Татьяна была рада за подругу, но почему-то было жалко её сожителя. Она вышла во двор, потянулась раскинув руки в стороны. Хорошо! У ног тёрся черный кот Парис, на пороге храпел лохматый пёс Мартин, солнце ласково грело в чудесном Южном городе. Где-то у соседей хрипел Высоцкий: "и можно свернуть, обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь опасный, как военная тропа".
«Почему все не так, вроде все как всегда, тоже небо опять голубое, тот же лес, то же воздух и та же вода, только что-то случилось со мною.», – подумал Вова, выходя из дома во двор.
Во дворе он увидел тещу, которая мирно сидела и что-то шила.
– «Мама прилягу около Вас?»,
– «Ну, ложись, что тебе будет, ты и так вчера валялся весь вечер на земле, не дойдя до дома.»,
– «Что-то мне плохо»,
– «Допился ты Вова», – в голосе звучали угрожающие нотки.
– «Почему сразу напился, просто посидели с друзьями, отметили день строителя. Все нормально! Все нормально, мама.»,-и лег на топчан рядом с тещей.
Взглянул в даль на раскидистую смоковницу и четко в лучах солнечного света увидел на раскидистых ветках, трех русалок, прямо как из группы «Виагра» – брюнетка, блондинка и шатенка. Долго приглядывался к ним, потом сморгнул: – «Может показалось?», – но русалки все также смотрели на него, улыбаясь и маня своей сказочной красотой.
– «Что-то действительно, со мной не то», – встал походил, стараясь не поворачиваться в сторону искусительниц. Какое-то чувство тревоги нахлынуло и не хотело отпускать. – «Может я перегрелся на солнце, полдень, август, не шутка?». Тревога нарастала и достигнув своего апогея перешла в паническую. Хотелось забиться в угол и закрыть глаза.
– «Закрыл глазки и всем темно»,– вспомнил он лекции по философии и понял, что для него это будет спасением.
– «Мама, а не могли ли Вы мне открыть вот этот сарайчик, я лягу там, а Вы меня закроете?». Теща молча встала и пошла за ключами.