Второе дыхание

— Как бы не так! Девчонка от него без ума. В том году они грызлись, как собаки, — и я, честно говоря, был рад этому. Не то чтобы он был плохим спецом — он блестящий метеоролог. Я всегда следую его советам, и это сберегло мне тысячи — буквально тысячи! — фунтов.

Гарви замялся — видно, следующий вопрос показался ему чересчур прямым, но он все-таки его задал:

— Не могли бы вы ему сказать, чтобы он оставил мою дочь в покое?

Ну что можно ответить на такое? «Нет, не могу». Но мне показалось, что сам вопрос был поставлен неправильно.

Видя, что я молчу, Гарви продолжал:

— В том году она шипела и плевалась, как дикая кошка. Сорвалась с места, уехала в Испанию, устроилась там на работу. А полтора месяца назад вернулась и потребовала, чтобы я устроил этот ленч и не говорил Крису, что она тут будет, — и я сделал, как она просила, бог весть почему. Я думал, что между ними все кончено. Я ошибся.

Он мрачно умолк. Мощная машина урчала, пожирая мили.

— Он спросил, нельзя ли захватить с собой приятеля, и когда я увидел вас… вы выглядите человеком разумным, не то что он, — я подумал, может, вы ему скажете, чтобы не заводил все сызнова, не тревожил Белл… но вы, похоже, считаете, что это плохая идея…

— Сами разберутся… — сказал я, чувствуя себя довольно беспомощно.

Гарви явно ожидал другого ответа. Оставшуюся часть пути мы ехали в угрюмом молчании, взаимно недовольные друг другом.

Оказалось, что конюшня Оливера Квигли находится на противоположном конце Ньюмаркета. Там магазины и гостиницы сменялись тем, ради чего и существовал этот город: денниками выхоленных лошадей и пустошами, где эти лошади учились побеждать.

Тренер Квигли остановил голубой «Вольво» посреди двора. Даже здесь, в собственных владениях, он похоже, чувствовал себя не в своей тарелке. В большой прямоугольной конюшне суетились конюхи: они кормили и поили лошадей, меняли соломенные подстилки, чтобы их подопечным было тепло и уютно ночью. Один из работников — очевидно, главный конюх — отмерял лошадям вечерние порции корма. Двери некоторых денников стояли открытыми, в некоторых горел свет, другие были заперты, и свет в них был потушен. Чувствовалось, что все конюхи торопятся поскорее управиться с воскресной программой и перейти к более приятным занятиям.

Каспар Гарви остановил свою машину рядом с машиной Квигли. О чувствах своей дочери он так больше и не упоминал.

Конюхи заметно подтянулись, когда появились двое самых могущественных людей в их жизни: тренер Оливер Квигли (и неважно, что Квигли такой дерганый: жалованье-то все равно платит он, и никто другой!) и Каспар Гарви, владелец четырех чемпионов, бывших честью и славой не только этой конюшни, но и всего конного спорта.

Кобылка, которая должна была участвовать в скачках в пятницу, находилась за одной из запертых дверей. До нее очередь еще не дошла.

Каспар Гарви, приятно взбудораженный предстоящей встречей со своим имуществом, подошел к шести денникам, расположенным отдельно от прочих, между двумя дорожками. Одна из них вела от конюшни к Уоррен-Хиллу, где тренировали лошадей, другая — к большому дому, где, видимо, жил сам Квигли.

— Вот денник кобылки, — сказал Гарви, жестом приглашая меня подойти поближе. Он отодвинул засов на верхней половинке двери денника. — Она тут.

Кобылка действительно была там. Но сразу стало ясно, что в пятницу она выступать не будет.

Я увидел, как гордость на лице Гарви постепенно сменилась ужасом. Он оттянул воротник — ему не хватало воздуха. Его сокровище, его пятничная кобылка-двухлетка, которую готовили к тому, чтобы взять приз в скачках для кобылок, предполагаемая фаворитка зимних «1000 Гиней» и «Оукса» грядущего зимнего сезона, будущая мать чемпионов, золотисто-гнедая с маленькой белой звездочкой на лбу, знаменитая и резвая спортсменка стояла на коленях и стонала. Бока ее потемнели от пота.

Мы с Гарви и Квигли ошеломленно застыли перед дверью. И кобылка у нас на глазах повалилась на бок. Она тяжело, хрипло дышала и, очевидно, испытывала сильную боль.

Казалось, она умирает. Но она не умерла.

Глава 2

Глубоко взволнованный — по многим причинам, — Каспар Гарви взял дело в свои руки. Именно он вызвал ветеринара, отодвинув Квигли от телефона и посулив врачу, которого он хорошо знал, заплатить вдвое против обычного, если тот согласится прервать свой воскресный отдых и немедленно приехать на конюшню к Квигли.

Сам Гарви ничего для кобылки сделать не мог, поскольку не знал, что с ней. Однако он знал силу денег и готов был тратить их, не скупясь, если дело того стоило.

— Колики?

Он задумался.

— Оливер, может, ее поводить? Вроде бы при коликах лошадь полагается вываживать…

Оливер Квигли присел на корточки рядом с головой лошади и погладил ее по носу. Он сказал, что, на его взгляд, от вываживания будет больше вреда, чем пользы, даже если удастся поднять кобылку на ноги, и лучше подождать ветеринара. Я обратил внимание, что сейчас, когда одной из его лошадей грозила реальная, серьезная опасность, Квигли внезапно перестал трястись и сделался вполне уверенным.

Каспар Гарви подавил свою тревогу и задумался о будущем.