Второе дыхание (СИ)

А общение с женой, которое раньше, в командировках, срабатывало лучше самого забористого снотворного, почему-то больше не усыпляло. А вот выяснять «почему?» Артём очень не хотел, так как подозревал, что, докопавшись до истоков проблемы со сном, поймёт, что не так у них Улей. После этого он должен будет что-то решать и совершать некие действия, ибо, зная проблему закрывать на неё глаза, это, ну, уж совсем глупо. Глупым он не был никогда. Только рушить привычную жизнь ужасно не хотелось, а ведь Уля что-то такое говорила ему перед отъездом. Про ревизию отношений, постановку целей и осознанный выбор. Он тогда отмахнулся. Ясно же, откуда ветер дует и все эти заумные формулировки несёт — от психолога её, так что, ну их в пень.

Вечерние разговоры стали краткими, хоть и продолжали оставаться информативными. Уля исправно снабжала его сведениями, как прошёл день у детей, что удалось, где провал и как они это перенесли. Говорила, что планируют на следующий день, какая там погода, как море. Потом пожелание спокойной ночи и успехов в работе. Всё. Сухо прощалась до завтра. Никаких сообщений в течение дня, фотографий или видео. Про любовь, вообще, он не мог так припомнить, когда жена ему говорила или писала.

И это было странно. Очень. Совсем не в её стиле.

Вот, опять его в розовые дебри понесло. Ну, несолидно это в сорок-то годиков женатому двадцать лет мужику про любовь писать же? А она ведь раньше писала. И не молчала, не смущало её ничего, а тут — как отрезало.

Может самому спросить у неё: как она там, всем ли довольна, чего в свободное от развлечения и выгуливания детей время делает, может, даже, какие знакомства завела?

И выслушать, что без него плохо, что он так их подвёл, что тут и отпуск не отпуск, и во всём этом виноват он?

Нет, можно, конечно. Он потерпит.

А вдруг она начнёт щебетать, что всё прекрасно, они отлично отдыхают и все всему рады, да ещё и про какую-нибудь новую приятную компанию?

Совсем спятил, чтобы такое про Ульку подумать. Заработался в край, мозг кипит и всякую дрянь генерирует. Ещё только не хватало сейчас начать жену подозревать во всех грехах: и в отпуск без него умчалась, и для присмотра за детьми мать с собой взяла, да, и всё это специально, чтобы уйти в загул…

Надо с глупостями заканчивать. Сегодня покинуть офис вовремя, поужинать с кем-нибудь адекватным и с работой не связанным, а потом поговорить, таки, с женой. Спокойно, заинтересованно и без наезда.

Да, без наезда — это главное.

Мучительные раздумья над телефонной книжкой, и очень неожиданный для него самого выбор номера, на который уходит вызов:

— Привет, братишка! Как жизнь молодая? Ты в городе? Чем занят сегодня вечером?

На том конце на мгновение не верящая тишина, а потом смывает, как волной:

— О! Какие люди, да в эфире! Твою же достопочтенную маму, Артём! Сто лет тебя не слышал — не видел. Сам-то как? Я, понятное дело, в городе, где же мне ещё быть? Ради тебя — ничем вечером не занят, а что?

— Тише — тише, о, юный падаван. Приглашаю тебя сегодня в бар «Победа» на Московском, часа через полтора, ты как?

Младший брат фонтанирует энтузиазмом, аж завидно:

— Понял — принял! Буду непременно. Ты один или с семьёй? Давно я крестницу не видел, да и вообще — племянниц.

— Ты крестницу последний раз видел год назад, в день её рождения, а она, между прочим, скучает. Да и остальные твои племяшки часто вспоминают блудного дядю, так, к слову, — неожиданно вылезают претензии, хотя, казалось бы, о чём речь, если он сам с единокровным братом познакомился на собственной свадьбе, куда отец, внезапно, привёл свою новую семью в полном составе.

— Всё, застыдил, исправлюсь, — Влад ржёт, но явно через силу. Увы, этот псевдо «балагур и весельчак» отменно научился прятать за такой удобной маской все свои душевные переживания, стыд, боль и беспокойство.

— Думай, как исправляться будешь. Время у тебя пока есть. Сегодня, так и быть, сам приеду. Взбодрить тебя надо, ты что-то совсем печален и асоциален, как я слышу, — приходится собраться и продемонстрировать беззаботность.

Любая уязвимость тут же будет доложена мачехе, потом отцу, далее последует мозговынос на тему: «Как ты можешь? Ульяна — такая хорошая девочка! Так тебя любит, обо всей семье заботится, а ты?».

Этого хотелось бы избежать, потому что посмеяться, как обычно, над глупой и повторяющейся ситуацией с женой в этот раз не получится, увы.

— Куклы, шарики, сахарная вата? — предлагает человек, очень далёкий от воспитания любых детей.

— Верёвочный парк, велопрогулки и вечерняя «Дженга», — приходится обрисовать ему грядущие неприятности и тихо про себя позлорадствовать. Не всё же Ульяне и её родственникам отдуваться. Пусть кто-нибудь и с его стороны поучаствует.

— Это, как-то, слишком сложно, — начинает страдать младший. Такое дело надо пресекать в зародыше, поэтому:

— Давай, дорогой. Собирайся наряжайся. До встречи. Жду!

Никитский же Владислав согласно угукнул в трубку и отключился.