«Второе издание капитализма» в России

Возможно, конечно, что раздающиеся в последнее время постоянные жалобы наших правителей на то, что в стране – избыток специалистов с высшим образованием, в то время как экономика остро нуждается в «пэтэушниках», и затеваемая с целью ликвидировать это «безобразие» очередная «реформа образования» как-то изменят ситуацию, но это можно считать лишним доказательством радикального отличия «первого издания капитализма» в России от «второго»: в первом случае капитализм выступал как прогрессивная, развивающая сила, во втором – как регрессивная, деградационная.

Есть еще один фактор, связанный с предыдущим: демографическая ситуация. В дореволюционной капиталистической России численность населения постоянно росла. Это было связано с традиционной многодетностью, с одной стороны, и с пусть медленным, но прогрессом медицины и гигиены – с другой, что, естественно, снижало смертность, в первую очередь детскую. Даже на селе, где показатели смертности были гораздо выше, чем в городе, численность населения в пореформенные годы к началу XX века выросла только в Европейской России с 48,9 до 80 млн человек[11], а в целом по стране (без Финляндии и Польши) – с 63 млн в 1858 году до 140 млн в 1913-м[12]. С учетом низкой продолжительности жизни это означало, что Россия была страной с молодым населением. С учетом аграрного перенаселения в Европейской России это давало гарантированный приток крепких рабочих рук для капиталистического (в том числе прямо промышленного) развития. И действительно, даже в столицах (Москве и Петербурге) крестьяне, по данным переписи 1897 года, составляли 67 и 69 % населения[13]. Очевидно, что «крестьянами» они были формально (по сословной принадлежности), а в реальности были в основном рабочими (с незначительной примесью прислуги, извозчиков, торговцев и т.п.).

Но в современной России наблюдается сокращение населения (которое неолиберальные авторы, чтобы не пользоваться словом «вымирание», именуют красивым термином «депопуляция») – в первую очередь из-за невероятно возросшей смертности (тактика Гайдара и Чубайса переводить разговор, когда их спрашивали об экстраординарной смертности, на «низкую рождаемость», оказалась неудачной: общество им не поверило, тем более что со временем рождаемость стала расти, а депопуляция не прекратилась)[14]. Резкое же повышение смертности, как неоднократно уже было показано, прямо связано с социально-экономическими последствиями «второго издания капитализма» в России (а именно с нищетой и вообще падением уровня жизни у значительной части населения, ростом преступности, алкоголизма, наркомании, социальных болезней при одновременной деградации системы общественной медицины, а отчасти и с внутренними вооруженными конфликтами – на Кавказе).

Но одновременно с сокращением населения в современной России наблюдается его быстрое старение. Очевидно, люди пенсионного возраста в массе своей не могут быть надежным трудовым ресурсом – и тем более не способны к овладению новыми специальностями. Кроме того, они объективно не могут (по состоянию здоровья) и, кстати, не захотят мириться с такими «временными» трудностями и лишениями, с которыми могла бы мириться молодежь (молодая неквалифицированная рабочая сила). Поскольку никакой капитализм ни существовать, ни тем более развиваться без рабочей силы не может, это означает, что «второе издание капитализма» в России осуществляется в принципиально иных условиях по отношению к такому важнейшему фактору, как производительные силы.

Обратимся теперь к некоторым чисто экономическим сюжетам.

Во-первых, глянем на отношения собственности. Капитализм по определению основан на частной собственности на средства производства. К моменту его «первого издания» частнособственнические отношения в России были давно и широко развиты и преобладали в хозяйственной деятельности. Докапиталистическая экономика России основывалась на сельскохозяйственном производстве, опорой которого было помещичье (то есть частнособственническое) землевладение. По мере развития капитализма в России частнособственнические отношения в деревне становились практически всеобъемлющими (последним шагом была столыпинская аграрная реформа). Не менее развит был частный сектор в промышленности. О торговле я уже и не говорю. Разумеется, были община (не везде) и казенная промышленность (с определенного момента – не преобладавшая), но в условиях товарно-денежных отношений они вынуждены были играть по правилам, адекватным частнособственническому производству. Государство-промышленник вело себя так же и действовало по тем же законам, что и частник. В отношениях с государственными и посессионными крестьянами российское государство вело себя как частник (пусть даже частник-крепостник).