Хосефина улыбнулась ей и протянула руку, пытаясь коснуться ее. Казалось, она хочет примирения. Лидия резко оттолкнула ее руку.
— Да ну тебя, немая идиотка, — пробормотала она.
Хосефина не рассердилась. Она смотрела вдаль. В ее глазах было столько печали, что было больно смотреть. Я чувствовал себя обязанным вступиться за нее.
— Ей кажется, что она единственная женщина в мире, у которой есть проблемы, — раздраженно бросила Лидия. — Нагуаль велел нам обращаться с ней круто и без снисхождения, пока она не перестанет чувствовать жалость к самой себе.
Роза посмотрела на меня и кивком подтвердила сказанное.
Повернувшись к Розе, Лидия велела ей отойти от Хосефины. Роза послушно отошла и села на скамейку рядом со мной.
— Нагуаль сказал, что в один прекрасный день она снова заговорит, — сказала мне Лидия.
— Эй! — сказала Роза, дергая меня за рукав. — Может, это ты поможешь ей заговорить?
— Да! — отозвалась Лидия, словно у нее мелькнула та же мысль. — Может быть, ради этого мы и должны были ждать тебя.
— Ну, конечно же! — воскликнула Роза с выражением истинного озарения.
Они вскочили и стали обнимать Хосефину.
— Ты снова будешь говорить! — кричала Роза, встряхивая Хосефину за плечи.
Хосефина открыла глаза и начала вращать ими. Она издавала приглушенные вздохи, похожие на всхлипы, а потом заметалась из стороны в сторону, крича, как животное. Ее возбуждение было таким сильным, что она, казалось, не могла сжать челюсти. Я искренне думал, что она находится на грани нервного расстройства. Лидия и Роза подбежали к ней и стали помогать ей закрыть рот. Но они не пытались успокоить ее.
— Ты снова будешь говорить! — кричали они. — Ты снова будешь говорить!
От криков, стонов и всхлипов Хосефины у меня по коже прошел озноб. Я был совершенно сбит с толку и решил попытаться поговорить с ними спокойно. Я взывал к их разуму, но вдруг до меня дошло, что его у них — по моим стандартам — было крайне мало. Я расхаживал перед ними по кухне взад-вперед, пытаясь сообразить, что же мне делать.
— Поможешь ты ей или нет? — требовала Лидия.
— Ну пожалуйста, сэр, пожалуйста, — умоляла меня Роза.
Я сказал им, что они сошли с ума, и я просто не представляю, что надо делать. Но говоря это, я обнаружил вдруг в глубине своего разума странное чувство оптимизма и уверенности. Сначала я хотел отбросить его, но оно завладело мною. Однажды у меня уже было подобное переживание, когда одна моя близкая подруга была смертельно больна. Мне казалось, что смогу помочь ей выздороветь и выйти из больницы, где она умирала. Я даже консультировался по этому поводу с доном Хуаном.
— Точно. Ты можешь вылечить ее и вырвать из лап смерти, — сказал он.
— Как? — спросил я.
— Это очень просто, — начал он. — Ты только должен напомнить ей, что она неизлечимо больна. Так как это крайний случай, то у нее есть сила. Ей больше нечего терять. Она уже потеряла все. Когда человеку нечего терять, он становится отважным. Мы малодушны только тогда, когда есть еще что-то, за что мы можем цепляться.
— Но разве одного напоминания достаточно?
— Нет. Но это даст ей необходимую поддержку. Затем она должна оттолкнуть болезнь левой рукой. Она должна толкать вперед свою левую руку, сжатую в кулак, как бы держась за дверную ручку. Она должна с усилием толкать и толкать ее, говоря болезни: «Прочь, прочь, прочь». Скажи, что поскольку ей больше ничего не остается, она должна посвятить каждую секунду оставшейся жизни выполнению этого движения. Я уверяю тебя, что она сможет выкарабкаться, если захочет.
— Это звучит так просто.
Дон Хуан хмыкнул.
— Это кажется простым, — сказал он. — Но это не так. Чтобы сделать это, твоей подруге необходим безупречный дух.
Он долго смотрел на меня, как будто пытаясь измерить тревогу и печаль, которые я испытывал по отношению к своей подруге.
— Правда, если бы у твоей подруги был безупречный дух, — добавил он, — то она бы там не оказалась.
Я передал ей то, что сказал мне дон Хуан. Но она была уже слишком слаба даже для того, чтобы попробовать двигать рукой.
В случае же с Хосефиной моя уверенность основывалась на том, что она была воином с безупречным духом. Я размышлял, нельзя ли и ей применить то же самое движение рукой.
Я сказал Хосефине, что ее неспособность говорить вызвана какой-то блокировкой.
— Да, да, это блокировка, — повторяли Лидия и Роза вслед за мной.
Я объяснил Хосефине движение рукой и сказал ей, что она должна вытолкнуть эту блокировку, двигая рукой таким образом.