Через минуту Паблито вернулся, неся на плечах необычного вида стул. Форма стула совпадала с очертаниями его спины, так что, когда он нес его на спине в перевернутом виде, стул был похож на рюкзак.
— Можно мне поставить его? — спросил он.
— Конечно, — сказал я, отодвигая скамейку, чтобы освободить место.
Он засмеялся с преувеличенной непринужденностью.
— Разве ты не Нагуаль? — спросил он. — Или ты должен ожидать распоряжения? — добавил он, глядя на Ла Горду
— Я Нагуаль, — шутливо ответил я, чтобы ублажить его.
Я чувствовал, что он ищет повод для ссоры с Ла Гордой. Она, должно быть, тоже почувствовала это, потому что извинилась и вышла в заднюю часть дома.
Паблито поставил свой стул и медленно обошел вокруг меня, как будто обследуя мое тело. Затем он взял стул в одну руку, развернул его и сел, положил сложенные руки на спинку, что позволяло ему сидеть на нем с максимальным удобством. Я сел напротив. С уходом Ла Горды его настроение совершенно изменилось.
— Я должен попросить у тебя прощения за свое поведение, — улыбаясь, сказал он. — Но мне нужно были отделаться от этой ведьмы.
— Разве она такая плохая, Паблито?
— Можешь не сомневаться в этом, — ответил он.
Чтобы переменить тему, я сказал, что он выглядит прекрасно.
— Ты сам выглядишь прекрасно, Маэстро, — сказал он.
— Что за бред, какой я тебе Маэстро? — спросил я насмешливо.
— Многое изменилось, — сказал он. — Мы находимся в новых условиях, и Свидетель говорит, что ты теперь Маэстро, а Свидетель не ошибается. Но он сам расскажет тебе эту историю. Он скоро здесь появится и будет рад видеть тебя снова. Я думаю, к этому моменту он уже должен был почувствовать, что ты находишься здесь. Когда мы возвращались обратно, мы все почувствовали, что ты, видимо, уже в пути, но никто из нас не почувствовал, что ты уже прибыл.
Тут я сказал, что приехал с единственной целью — увидеть его и Нестора и что только с ними я могу поговорить о нашей последней встрече с доном Хуаном и доном Хенаро, и рассеять мою неуверенность по поводу этой встречи.
— Мы связаны друг с другом, — сказал он. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Ты знаешь это. Однако я должен предупредить, что я не такой сильный, как ты думаешь. Лучше бы нам, наверное, не говорить вообще. Но, с другой стороны, если мы не поговорим, то никогда ничего не поймем.
Тщательно подбирая слова, я объяснил, что суть моего затруднения заключается в одном-единственном вопросе.
— Скажи мне, Паблито, — спросил я. — Мы действительно прыгнули в пропасть в наших телах?
— Я не знаю, — ответил он. — Я действительно не знаю.
— Но ведь ты был рядом со мной?
— В том-то и дело. Был ли я там в самом деле?
Я был раздражен его загадочными ответами. У меня было такое чувство, что если бы я встряхнул его или стиснул, что-то в нем бы освободилось. Мне казалось, что он намеренно утаивает нечто важное. Я сказал, что он, видимо, решил быть скрытным со мной, хотя нас и связывают узы полного доверия.
Паблито качнул головой, как бы молча возражая против моего обвинения.
Я попросил его описать все переживания, начиная с момента, когда дон Хуан и дон Хенаро готовили нас к заключительному прыжку.
Ответ Паблито был невнятным и путаным. Все, что он мог вспомнить о последних минутах перед нашим прыжком в пропасть, — это то, что дон Хуан и дон Хенаро попрощались с нами и скрылись в темноте. В тот момент его сила иссякла, и он был на грани срыва, но я взял его за руку и подвел к краю пропасти, и там он отключился.
— Что случилось потом, после того как ты отключился, Паблито?
— Я не знаю.
— Были ли у тебя сны или видения? Что ты видел?
— Что касается меня, то у меня не было никаких видений, а если и были, то я не мог уделить им должного внимания. Мое отсутствие безупречности мешает мне вспомнить их.
— А потом что случилось?
— Я проснулся на старом месте Хенаро. Не знаю, как я туда попал.
Он замолчал, а я лихорадочно подыскивал в уме какой-нибудь вопрос или критическое замечание в надежде разговорить его. Фактически в ответе Паблито не было ничего, что могло бы помочь объяснить случившееся. Я почувствовал себя обманутым и почти рассердился на него. Мною овладело смешанное чувство жалости к Паблито и к себе и сильнейшего разочарования.
— Мне жаль, что я так разочаровал тебя, — сказал Паблито.
Моей мгновенной реакцией на его слова было скрыть свои ощущения и заверить его, что я вовсе не разочарован.
— Я маг, — сказал он, — скверный маг, но этого достаточно, чтобы знать, что мое тело говорит мне. И сейчас оно говорит мне, что ты на меня сердишься.
— Я не сержусь, Паблито! — воскликнул я.
— Это говорит твой разум, но не твое тело, — сказал он. — Твое тело сердится. Твой разум, однако, не находит причины сердиться на меня — так что ты попал под перекрестный огонь. Самое малое, что я могу для тебя сделать — так это распутать все это. Твое тело сердится, так как оно знает, что я небезупречен и что только безупречный воин может помочь тебе. Твое тело сердится потому, что знает, что я опустошаю себя. Оно знало это с той минуты, когда я вошел в эту дверь.