Второе лето союза «Волшебные штаны»

— До воскресенья, — ответил он.

Лене захотелось кинуть в него тарелкой. Она боялась, что расплачется. Почему он ведет себя так, как будто они даже не знакомы? Даже не друзья!

Почему не позвонил перед приездом? Почему она больше ничего для него не значит?

У Лены слезы навернулись на глаза. Они же целовались. Костас говорил, что любит ее. Она никогда, никогда ни к кому не чувствовала того, что к нему.

«Ты его бросила», — прозвучал в ее голове дуэт Эффи-Кармен.

«Но это не значит, что он имел право меня разлюбить», — возразила Лена.

Может, ее так легко забыть?

Она хотела убежать к себе в комнату, собрать все его письма и швырнуть ему в лицо.

«Видишь? — закричала бы она. — Я никто!»

Костас встал:

— Мне пора. Надо еще попасть в Национальную галерею.

Лена поняла, что до сих пор не произнесла ни слова.

— Приятно было тебя увидеть, — сказала Эффи. Она выразительно посмотрела на сестру: «Ну, ты даешь!»

Девочки проводили его до двери.

— Пока, — сказал он, глядя на Лену.

Все ее существо потянулось к нему. Они провели много месяцев в разлуке, в ожидании письма или звонка. И вот он тут, на расстоянии поцелуя, красивый до замирания сердца, и что, он вот так уйдет?

Он на самом деле уходил. Он оглянулся. Она побежала за ним. Она взяла его за руку. Слезы стекали по ее щекам.

— Не уходи, — сказала она. — Пожалуйста.

Конечно, ничего такого она не сделала. Она побежала в свою комнату и расплакалась.

Прошу, подари мне второе мгновение счастья.

Ник Дрэйк

* * *

Тибби не могла просидеть еще час в своей комнате после того, как провела там почти сутки. Она ненавидела эту комнату. Она ненавидела все, что тут делала, чувствовала и о чем думала. Но при этом Тибби некуда было идти, негде спастись от своей совести. Совесть мучила и изводила ее и не собиралась умолкать.

В отчаянии Тибби села в машину и поехала в Вашингтон. Она не знала, куда именно собирается, пока не завернула на бульваре Мак-Артура в супермаркет.

Вот полночь, и Тибби стоит в очереди и Тибби держит в руках букет оранжевых гербер. Внезапно совесть снова подала голос. Цветы завянут, да и вообще, ни она, ни та, другая, не любили цветы. Тибби знала, что они обе точно любили. Она пошла в бакалейный отдел и купила большую желтую коробку засахаренных ягод.

Тибби оставила машину и пошла пешком по тихому кладбищу, прижимая к груди коробку. Ее каблуки проваливались в мягкую землю. Неприятное ощущение. Тибби сняла туфли.

А вот и Бейли. Тибби еще не видела надгробья, потому что давно не приходила сюда. Желтая коробка казалась слишком яркой рядом с серым камнем. Тибби вынула из коробки пакет с ягодами. Да, вот так лучше.

Немного волнуясь, Тибби достала из сумки маркер и написала на обратной стороне надгробия очень-очень мелко: МИМИ. Она не хотела, чтобы Бейли лежала тут одна и чтобы у Мими не было вечного пристанища.

Тибби легла на землю, прижавшись к ней щекой и не думая о том, что промокнет. Свежесрезанная трава больно колола босые ноги.

— Привет, — прошептала она.

Слезы капали на землю.

«Может, там лучше?» — хотела спросить Тибби.

Что с ней случилось после смерти Бейли? До чего она дошла? Все это время она занималась самоедством и пыталась забыть о том, что случилось.

Тибби протянула руку и дотронулась до холодного камня кончиками пальцев.

— Напомни мне, — попросила она. — Я не знаю, как быть.

Тибби прижалась ухом к земле. Тибби слушала.

— Ленни, ты же его бросила, — мягко сказала Би, терпеливо выслушав Ленины полуночные стенания.

— Но я его не забыла! — простонала Лена в трубку.

Би помолчала.

— Лена, — осторожно начала она, — если кого-то бросаешь, это значит, что не хочешь с ним быть и забываешь о нем.

— Я не этого хотела, — проговорила Лена сквозь слезы.

— А он понял именно так, — ответила Би.

— Но не обязательно было сразу заводить новую девушку, — заявила Лена, нарушая все законы формальной логики одновременно.

Би вздохнула:

— Ты его БРОСИЛА. Я же видела твое письмо.

— Он имел полное право завести девушку. Он тебя не предавал. — Би смягчилась: — Я знаю, тебе грустно, и мне от этого еще грустнее, но попробуй встать на его место.

— Что мне ДЕЛАТЬ? — спросила Лена с отчаянием. Ей срочно нужно было что-нибудь СДЕЛАТЬ. Она больше не могла страдать и бояться одновременно. Лена понимала, что поэтому и бросила Костаса — из страха, что все разрушится. Ну почему, почему она такая?

— Лена?

— Да.

— Ты тут?

— Да.

— Знаешь, что тебе нужно сделать?

— Нет, — соврала она.

— Подумай.

Лена, конечно, знала, но не могла в этом признаться — тогда точно пришлось бы действовать.

— Не знаю, — повторила она наконец.

— Ладно, — сказала Би.

— Мама. — Тибби потрясла маму за плечо. — Эй, мам?

Элис открыла глаза и села в кровати. Было три часа утра, и спросонья она плохо соображала, но уже секунду спустя взяла в ладони грустное лицо дочери. Взгляд Элис выражал беспокойство — ведь Тибби была не там, где должна была быть. Элис прежде всего любила Тибби, а уж потом — сердилась на нее.