Второе лето союза «Волшебные штаны»

— Я подержу вам фонарик, — не раздумывая, предложила Бриджит.

Бриджит, сжимала фонарик в руке и, едва дыша, словно загипнотизированная, смотрела, как Грета вводит шприц под кожу. Внезапно свет заплясал по комнате. У Би затряслись руки, она уронила фонарик, и тот стукнулся об пол.

— Простите! — закричала Би. — Я сейчас его достану. — Но тут у нее подкосились ноги, и она упала.

— Девочка, не волнуйся! Я нашла, — с тревогой в голосе сказала Грета, но Би услышала эти слова откуда-то издалека. Она попыталась подняться, но не могла даже сфокусировать взгляд. Задыхаясь от ужаса, девочка встала на четвереньки, потом выпрямилась и выбежала из дома во двор. Бабушка звала ее, но Би не откликнулась. Она бежала вперед и вперед.

Она бежала к реке по своей обычной дорожке. Слезы текли по ее лицу и смешивались с дождем, который лил как из ведра. Би вспомнила про плащ, оставленный в автобусе, и ей стало еще хуже.

Она бежала и бежала, а когда поняла, что больше не может, упала на мягкую землю у берега реки. Она лежала, выпуская воспоминания из подвалов памяти, потому что больше не могла их сдерживать.

Вот мама с иглой под кожей, бело-голубой кожей. Ее длинные желтые волосы рассыпались по полу. Вот ее лицо, застывшее навсегда, не оживающее даже от крика, душераздирающего крика Бриджит. Она кричала, а мама оставалась неподвижной. Она кричала и кричала, пока кто-то не пришел и не забрал ее.

Так все и было. Так все на самом деле закончилось.

Голубь и голубка одной породы. А вы что, не знали?

Бриджит Вриланд

* * *

Незадолго до рассвета Бриджит побрела домой.

Она вошла через черный ход и как сомнамбула направилась в ванную, приняла горячий, обжигающий душ, завернулась в полотенце и спустилась на кухню. Бриджит налила себе большой стакан воды и села в одиночестве и полной темноте.

Она устала. Она была опустошена. Она чувствовала себя так, будто умерла.

Бабушка вошла очень тихо и села за стол напротив Бриджит. Она не произнесла ни слова.

Спустя полчаса, а может, и больше Грета достала из кармана расческу и встала. Она принялась расчесывать мокрые волосы Бриджит, нежно и медленно, распутывая их так ловко, словно только этим и занималась всю жизнь. Бриджит размякла, вспомнив, как много раз бабушка причесывала ее — всегда терпеливо, всегда с любовью.

Бриджит закрыла глаза и мысленно перенеслась на много лет назад. Грета варит внучке овсянку, хотя должна была бы спать, готовит сироп от кашля, если девочка болеет, и учит ее играть в карты, а когда Би жульничает, отворачивается.

Когда шелковистые волосы Бриджит наконец-то стали гладкими, взошло солнце и заиграло на золотых прядях. Грета поцеловала девочку в голову.

— Ты знаешь, кто я, ведь так? — спросила Бриджит слабым голосом, не оборачиваясь.

Она почувствовала, что Грета кивнула.

— И давно?

Снова кивок.

— Все время?

— Ну, не с первого дня, — ответила Грета, чтобы не расстраивать великую конспираторшу Би. — Ты моя Золотая Пчелка. Я не могла этого не знать.

Бриджит призадумалась:

— Даже несмотря на то, что я покрасилась?

— Ты — это ты, какого бы цвета ни были твои волосы.

— Но ты ничего не говорила.

Грета ласково погладила внучку по плечу:

— Я знала, что ты должна сама выстроить наши отношения.

Грета была права. Она всегда знала, что нужно внучке.

Благоухающая, с гладкими волосами, размякшая Бриджит поднялась к себе в мансарду и свернулась клубочком в постели. Она давно не чувствовала себя так спокойно.

Все это время она помнила только о той маме, которая не могла ее любить, но теперь она узнала маму, которая могла и любила.

В середине августа Лена вставала утром и ложилась спать вечером. Иногда она ходила на работу, реже — ела, видела Кармен и слушала Кармен. Пару раз натянуто поговорила с Тибби. Когда звонила Би, Лены, к счастью, не было дома. Она не любила сообщать плохие новости.

Костас вернулся в Грецию. Он ничего не объяснил. Когда Лена спросила, что она сделала не так, он сильно огорчился, кажется, в первый раз за все это время.

— Нет, Лена. Ну конечно, нет. Ты все делаешь правильно, — взволнованно сказал он. — Ты лучшее, что могло случиться в моей жизни. Никогда — слышишь, никогда! — ни в чем себя не вини.

Его слова почему-то не убедили Лену.

Он обещал, что будет постоянно писать и звонить. Правда, Лена знала, что часто звонить он не сможет, потому что это стоило безумных денег. Костасу и в голову бы не пришло разорять дедушку. Интернета у них, конечно же, не было.

Что ж, назад — к письмам. Пытка такая изощренная, которая не пришла бы в голову самому жестокому палачу.

«Я боюсь, что не справлюсь», — часто думала Лена. Но что же делать? Разлюбить его? Не получится. Перестать думать о нем? Перестать постоянно хотеть быть рядом с ним? Она уже слишком далеко зашла.

— Лена, у тебя все нормально? — спросила ее мама однажды за завтраком.

«Нет! Ненормально!»

— Да, конечно, — ответила она.

— Ты так похудела. Лучше бы ты мне все рассказала.