Второе пришествие землян

– Ну и дурак! – усмехнулся Сохатый, выслушав мое поспешное: «Нет, не верю». – Космо-онавт обязан верить в Бо-ога. Иначе он его не узнает, ко-огда встретит…

Виток шестой

Мы и вправду просидели всю ночь, до рассвета. Сохатый раскладывал на столешнице пожелтевшие листки из своей древней папки и, по-стариковски щурясь, зачитывал наиболее интересные, по его мнению, места. Временами мне казалось, что я уснул и вижу сон. Назвать выкладки седого академика бредом мне мешала вежливость. Но назвать их как-то иначе не давал здравый смысл.

Неожиданно Сохатый прервался и уставился на меня своими небесными глазами, точно хотел разглядеть что-то очень маленькое и незаметное.

– Ты во-от думаешь – вы-ыжил дед из ума, да? – прохрипел он и коротко хехекнул. – Нет, Са-аша, тут то-оньше. Но в одном ты прав: годы – мо-оя беда. Ты мне нужен. Не обижайся, но, кро-оме тебя, никто не согласится. Ты – неуда-ачник, Са-аша. Это гла-авное.

Потом, впоследствии, он часто повторял это: «Не обижайся». Наверное, в душе ему было неловко. Наверное, он переживал. Но надо отдать должное его характеру – со мной Сохатый был честен и откровенен. Он мог использовать меня втемную, мог! Но с самого начала, с той самой кухонно-коньячной ночи, я был посвящен во все его планы.

Обижался ли я?

Да. Обижался, и сильно.

Черт возьми, когда тебе прямо говорят, что ты идеальная подопытная мартышка для проверки бредовой теории, построенной на сплошной мистике и эмпирике, трудно не обидеться. Но я загонял свою обиду вглубь, в самые недра, в бездны, в пропасти, в ад, в ледяное озеро Коцит, потому что всякий раз говорил себе: «Это твой волшебный, последний и единственный шанс, Санек. Другого уже не будет. Никогда».

Знаю – Сохатый это понимал, мало того, я для него тоже был последним и единственным шансом.

Он нашел меня на «развалах» отдела кадров, нашел, точно следуя своей теории. Занятно. У него было три десятка параметров, по которым он подыскивал «идеального» пилота, который НЕ МОГ НЕ ВЕРНУТЬСЯ.

И я подошел по каждому из них.

Ближайшая ко мне кандидатура отставала от меня на восемь позиций. По числу витков, которые мне следовало намотать вокруг Марса.

Потом, когда проект, что называется, «пошел», я много думал о превратностях судьбы. Однажды даже спросил Сохатого:

– Виктор Николаевич, а если бы меня не существовало? Или если бы в картотеке вам не попалось мое дело?

– Тогда я бы еще покоптил с го-одок – и на Ва-аганьково, – спокойно прохрипел он в ответ и снова вытаращился в монитор, по неистребимой привычке напевая себе под нос песню из другой эпохи и другого мира:

А путь наш далек и долог,
И нельзя повернуть назад…

Виток седьмой

Несколько раз вечерами Сохатый вызывал меня в конференц-зал. Наверное, хотел внушить мне уверенность, «дать установку», поддержать психологически.

Я сидел в полумраке за овальным столом, а он расхаживал своей шаркающей походкой у огромного дисплея, «крутил кино» и хрипел пояснения.

С экрана на меня глядели люди, запечатленные в мраморе и бронзе, изображенные на гравюрах, рисунках, фотографиях. Про некоторых я знал, о большинстве слышал впервые.

Все они, по точному выражению Сохатого, были обреченными победителями, победителями-самоубийцами. Герои, первопроходцы, рыцари без страха и упрека, ведомые вперед жаждой славы и непомерным честолюбием. Молодые и сильные, опытные и мудрые, они мечтали оставить след на земле и в истории. И всех их, от Ермака, Василия и Татьяны Прончищевых, Фернана Магеллана, Генри Гудзона, Роберта Кука, Витуса Беринга, Георгия Седова – и до Роберта Скотта, Рауля Амундсена, Валерия Чкалова, Сигизмунда Леваневского, того же Владимира Комарова, объединяло одно – они погибли. Погибли, потому что шли на неизвестность с открытым забралом, штурмовали бастионы своей мечты по всем правилам. Они очень хотели победить, тщательно готовились, но «хотеть» вовсе не всегда значит «мочь». Им нужна была победа ради самой победы. А с точки зрения Лосева должно быть иначе.

– Ты знаешь, Са-аша, почему в наших сказках Иванушка-дурачо-ок всегда получает Василису Прекрасную и по-олцарства? – хрипел Сохатый. – Почему Змея Го-орыныча рубил на куски он, а не всякие богатыри и рыцари? Потому что Иванушка – неучтенный фа-актор. Система «герой-антигерой» отражает противостояние черного и белого. В природе такое напряжение обычно приво-одит к аннигиляции. К тотальному уничтожению причины во-озмущений. Приро-ода не любит революций. Ей только эволюцию подавай. А Иванушка – он весь в кра-апинку. И именно по-оэтому система дает сбой. Ко-онечно, и ему приходилось несла-адко. И до «живо-ой воды» порой доходило. Но это тоже обязательный фа-актор. Неудачи, которые можно прео-одолеть, – чтобы не случилось неудачи крупной, фата-альной…

Я кивал – и ничему не верил. Хотя Иванушка-дурачок – это все же лучше, чем просто дурачок, доверившийся бронтозавру домобильной эпохи…

Впрочем, база, подведенная Сохатым под его теорию, на самом деле была мощной, как контрфорсы замка Каркассон.