Второе признание

Это был Джимми Сперлинг.

Другой голос звучал еще тише, но совсем не дрожал.

– Ты уверен, что это здесь? – спросила мать Джимми.

– Конечно, здесь, – грубо ответил он. Это была грубость насмерть перепуганного человека. – Пятый этаж. Входи же, нельзя тут стоять.

Послышались шаги, удалявшиеся в направлении гостиной. Я шепотом объяснил Солу, кто это такие:

– Раз они опоздали, пусть попробуют что-нибудь найти.

Я на полдюйма приотворил дверь, и мы стали прислушиваться.

Мать с сыном постоянно переговаривались между собой и, судя по звукам, доносившимся из гостиной, значительно уступали нам с Солом в методичности и проворстве. Вначале на пол свалился выдвижной ящик стола, чуть позже уронили что-то еще, кажется картину. Затем они принялись за книги, и тут я решил, что с меня хватит. Если бы мы с Солом не прошерстили всю квартиру, может, и стоило бы подождать, надеясь на то, что хотя бы им удастся что-нибудь найти, чтобы потом попросить показать находку; но торчать в ванной и позволять им убивать время на книги, которые мы перебрали от первой до последней, – это было непростительной глупостью. Поэтому я распахнул дверь ванной, прошел по коридору в гостиную и поздоровался:

– Всем привет!

Век живи – век учись. Я-то думал, с Джимми проблем не возникнет. У меня есть правило: работая по делу об убийстве, я никуда не выхожу без наплечной кобуры, но мнение мое о Джимми было таково, что я не озаботился переложить револьвер в карман или руку. Правда, мне приходилось читать о матерях, грудью встающих на защиту своих детей, и даже иногда встречаться с ними, так что я мог бы быть и поосторожнее. Не то чтобы оружие в руке могло чем-то помочь, но я бы не отказался приставить дуло к виску миссис Сперлинг. Когда я вошел, она как раз стояла близ дверного проема, всего в паре ярдов от меня, и ей нужен был только толчок, чтобы сорваться с места.

Она обрушилась на меня, как ураган, протягивая руки к моему лицу и пронзительно визжа: «Беги, беги!»

В ее действиях не было никакого смысла, но женщинам в ее состоянии здравый смысл вообще не свойственен. Даже если бы я был тут один и ей удалось бы меня задержать, чтобы дать своему сыну уйти, то что с того? Я не убийца и не бандит, единственное, чем я был опасен для Джимми, – я застал его здесь, и поскольку это уже произошло, его мать и самыми длинными когтями не сумела бы выцарапать из меня это знание. Но она все равно попыталась это сделать, в первом же стремительном рывке дотянувшись до моего лица. Ощутив на лице саднящие следы ее ногтей, я с силой оттолкнул ее от себя и удерживал бы в таком положении и дальше, если бы не Джимми, который, когда я вошел, находился в другом конце комнаты. Вместо того чтобы броситься на помощь матери, он остался стоять у стола, нацелив на меня дуло пистолета. При виде оружия Сол, шедший позади, замер на пороге гостиной, оценивая положение, и я не виню его за это, ибо правая рука Джимми, державшая пистолет, твердостью отнюдь не отличалась, а это значило, что в следующий миг может случиться все что угодно.

Тогда я стремительно рванул мамашу на себя, и та, не успев ничего сообразить, оказалась крепко прижата к моей груди. Упираясь подбородком в ее плечо, я крикнул Джимми:

– Я могу переломить ее пополам. Не думай, что я блефую. Хочешь услышать, как треснет ее позвоночник? Брось пушку. Просто разожми пальцы и выпусти ее из рук.

– Беги, беги! – сдавленно проскрежетала мамаша, задыхаясь в моих объятиях.

– Тогда приступим, – проговорил я. – Будет больно, зато быстро.

Сол подбежал к Джимми, крепко сжал его запястье, и пистолет грохнулся на пол. Сол поднял его и отступил назад. Джимми кинулся на меня. Когда он был совсем рядом, я толкнул его мать прямо на него. Теперь она оказалась у него в руках и наконец-то заметила Сола. Эта идиотка только сейчас поняла, что я тут не один.

– Иди-ка, посмотри на свое лицо, – бросил мне Сол.

Я отправился в ванную, взглянул в зеркало и тотчас пожалел, что так легко дал ей уйти. Царапина длиной в добрых три дюйма начиналась прямо под левым глазом. Я ополоснул ее холодной водой, поискал в шкафчике кровоостанавливающий карандаш, но, ничего не найдя, приложил к лицу влажное полотенце и вместе с ним вернулся в гостиную. Джимми и его мамаша, похожие на двух загнанных зверей, примостились у письменного стола, а Сол с пистолетом Джимми в руке вольготно расположился в дверном проеме.

Я жалобно проговорил:

– За что? Я всего лишь поздоровался. Зачем сразу царапаться и стрелять?

– Он не стрелял, – строптиво возразила миссис Сперлинг.

– Но вы-то царапались, – не сдавался я. – А вообще у нас проблема. Мы без труда обыщем вашего сына, но как быть с вами?

– Только попробуйте меня обыскать, – проговорил Джимми. Голос его был жалок, да и смотрелся он поистине жалко. Он представлялся мне единственным из членов семьи, с которым вообще не стоило считаться, но теперь я был уже не так в этом уверен.