По утрам я, как правило, появляюсь в кабинете не сразу. Сначала мне надо полчасика посидеть в кухне с Фрицем, позавтракать, изучить утреннюю газету. Но в ту пятницу я первым делом заглянул в кабинет и отпер сейф. Вулф не тот человек, чтобы запросто расстаться с пятнадцатью тысячами, не имея ясного представления о том, для чего он это делает, поэтому мне показалось вполне вероятным, что ему в любой момент может понадобиться моя помощь. Когда сразу после восьми Фриц, относивший в комнату Вулфа поднос с завтраком, спустился на кухню, я был уверен, что сейчас меня позовут на второй этаж. Ничего подобного. По словам Фрица, мое имя даже не упоминалось. В обычное время, без трех минут девять, уже сидя за своим столом в кабинете, я услышал звук поднимающегося лифта. Судя по всему, Вулф снова вернулся к священному распорядку, согласно которому время с девяти до одиннадцати он проводил в оранжерее. Теперь, когда помощь со стороны уже не требовалась, они с Теодором управлялись там вдвоем.
Признаки жизни он подал только один раз. В девять с небольшим затренькал внутренний телефон. Звонил Вулф: он хотел знать, не пришел ли кто-нибудь из ребят. Я ответил, что еще нет, и тогда он сказал, что, если придут, я должен отослать их восвояси. Я спросил: и Фреда тоже? Он ответил: да, это касается всех, без исключения. Я поинтересовался, будут ли для них новые указания; он сказал: «Нет, просто вели, чтобы уходили».
На этом наше общение закончилось. Я потратил два часа, разбирая утреннюю почту и наводя порядок в ящике с бумагами. В 11:02 явился Вулф, пожелал мне доброго утра – от этого правила он никогда не отступал, даже если перед этим мы разговаривали по телефону, – устроился за письменным столом и брюзгливо пробормотал:
– Вопросы есть?
– Нет, сэр, никаких.
– Тогда я хочу, чтобы мне никто не мешал. Никто.
– Да, сэр. Вам плохо?
– Да. Я знаю, кто убил мистера Рони, каким образом и за что.
– Знаете? И это причиняет вам боль?
– Да. – Он тяжело вздохнул. – Дьявольщина какая-то! Когда тебе известно об убийце все, что, как правило, бывает легче всего доказать?
– Ну, это ясно. Мотив.
– Но не в данном случае, – кивнул он. – Я вообще сомневаюсь, что это возможно. Ты ведь меня знаешь: в прошлом я уже прибегал к рискованным уловкам, правильно?
– Еще бы! Бывало, вы так рисковали, что мне начинали сниться кошмары.
– Так вот, все они ничто по сравнению с этой хитростью. Я разработал новый маневр и потратил на это пятнадцать тысяч долларов. Но если мне удастся придумать что-нибудь получше, я без колебаний откажусь от него. – Он опять вздохнул, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и пробормотал: – Прошу меня не беспокоить.
Затем Вулф на девять с лишним часов погрузился в молчание. Кажется, после 11:09 вплоть до 20:20 он в общей сложности произнес не более восьмидесяти слов. В кабинете он сидел с закрытыми глазами, время от времени втягивая и выпячивая губы и глубоко вдыхая, от чего его грудная клетка увеличивалась в объеме дюймов на пять, не меньше. За ланчем и обедом аппетит у него по-прежнему был отменный, однако никаких застольных бесед не велось. В четыре пополудни он, как всегда, на два часа поднялся в оранжерею; но когда мне понадобилось зайти туда, чтобы проверить кое-что у Теодора, Вулф неподвижно восседал в своем кресле в комнате с горшечными растениями, а Теодор обращался ко мне исключительно шепотом. Мне так и не удалось внушить Теодору, что, если Вулф поглощен своими мыслями, можно хоть кричать у него перед носом, он все равно не услышит; главное, не пытаться втянуть его в разговор.
Из восьмидесяти слов, которые Вулф изрек в течение этих девяти часов, только девять – по слову в час – имели отношение к тому маневру, который он разрабатывал. Вскоре после обеда он пробормотал:
– В какое время мистер Коэн освобождается вечером?
Я ответил, что незадолго до полуночи.
Когда после обеда Вулф перешел в кабинет и снова устроился в кресле, откинувшись на спинку и закрыв глаза, я подумал: «Господи, да ведь это будет последнее дело Ниро Вулфа! Он потратит на него всю оставшуюся жизнь». Днем я неплохо поработал и не видел смысла весь вечер просиживать задницу, прислушиваясь к его дыханию. Обдумав различные варианты, я решил заглянуть к Филу, поиграть на бильярде, и только было открыл рот, чтобы сообщить о своем намерении, как Вулф заговорил:
– Арчи! Как можно быстрее вызови ко мне мистера Коэна. Пусть захватит с собой фирменный бланк и конверт «Газетт».
– Да, сэр. Вы уже созрели?
– Не знаю. Посмотрим. Вызывай.
«Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки», – мелькнуло у меня в голове. Я набрал номер, немного подождал – в это время в редакции вовсю кипела работа, готовился к выходу утренний номер – и наконец услышал голос Коэна:
– Арчи? Выпивку поставишь?
– Нет, – твердо ответил я. – Сегодня ты должен быть трезв как стеклышко. Когда сможешь подъехать?
– Куда?
– К Ниро Вулфу. Ему нужно кое-что тебе сообщить.
– Уже не успеем, – лаконично ответил Лон. – Если новость важная, говори прямо сейчас.