Второе признание

– Что ж, не будем тратить время на общеизвестные факты. Ситуация такова: я знаю, что мистер Рейнолдс убил мистера Рони. Я хочу, чтобы его арестовали и предъявили ему обвинение в убийстве. Но для того чтобы его осудили, необходимо доказать, что он член Коммунистической партии, потому что только так можно будет установить мотив преступления. Вам придется принять это утверждение на веру. Я не собираюсь открывать вам все свои карты. Ведь если я это сделаю, а вы все равно примете сторону мистера Рейнолдса, я окажусь в гораздо более затруднительном положении, чем сейчас.

– Мы не покрываем убийц, – добродетельным тоном провозгласил Харви.

– Надеюсь, – кивнул Вулф. – Ведь это не только достойно порицания, но и бессмысленно. Вы понимаете, что я должен доказать отнюдь не причастность Уильяма Рейнолдса к Коммунистической партии – это не составило бы труда, – а то, что именно Рейнолдс, кем бы он ни был, находился рядом с мистером Рони в момент его гибели. Я знаю только два способа этого достичь. Первый – арестовать мистера Рейнолдса, предъявить ему обвинение, привлечь к суду и показать, что его членство в Компартии имеет прямое отношение к преступлению. Вы и ваши товарищи – пятьдесят, сто, сколько потребуется – будете вызваны в суд как свидетели обвинения, чтобы ответить на вопрос: «Являлся ли когда-либо подсудимый членом Коммунистической партии?» Те из вас, кто его знает, но ответит отрицательно, окажутся лжесвидетелями. Рискнете ли вы все – не большинство из вас, а все, без исключения – пойти на это? Стоит ли человек, совершивший убийство по личным мотивам, того, чтобы грудью встать на его защиту? Сомневаюсь. Если вы все же рискнете, тогда, боюсь, вам несдобровать. Лично я не премину осложнить вам жизнь.

– Не пугайте – пуганые, – заявил Харви.

– А второй способ? – спросил Стивенс.

– Второй гораздо проще для всех. – Вулф взял фотографию в руки. – Вы пишете на этом снимке свои фамилии. Я наклеиваю его на лист бумаги. Ниже вы приписываете: «На данной фотографии, где мы проставили свои фамилии, изображен Уильям Рейнолдс, известный нам как член Коммунистической партии США». Затем вы оба подписываетесь. И делу конец.

Стивенс и Харви впервые за все это время обменялись взглядами.

– Все это лишь отвлеченные рассуждения, – сказал Стивенс, – однако мы обязательно над ними подумаем.

– И долго вы будете думать?

– Не знаю. До завтра или до послезавтра.

– Меня это не устраивает.

– Идите к черту! – Харви вел себя вызывающе. – Вам-то что за дело?

– Да никакого, – грустно произнес Вулф, – просто я не люблю, когда убийцы разгуливают на свободе. Если мы прибегнем к простому способу и покончим с этим прямо сейчас, он окажется за решеткой еще до полуночи. Если отложим на потом… – Он пожал плечами. – Не знаю, что он предпримет в ответ. Может, и ничего…

Мне пришлось подавить ухмылку. С таким же успехом Вулф мог спросить их, не хотят ли они дать Рейнолдсу отсрочку на день или два, чтобы он мог состряпать еще несколько статеек для «Газетт». К этому-то он их, собственно, и подводил. Зная, что сейчас у них на уме, я попытался прочесть на их физиономиях хоть какие-нибудь признаки этого, но они были тертые калачи. На вид – обычные люди, размышляющие над отвлеченной проблемой, которая им не слишком по душе.

Наконец Стивенс заговорил все тем же тихим голосом:

– Так арестуйте его. Если простым способом не получится, попробуете другой.

– Нет, сэр, – решительно ответил Вулф, – без вашего заявления предъявить ему обвинение будет непросто. Можно, конечно, но придется повозиться.

– Вы сказали, – возразил Харви, – что, если мы подпишем вашу бумажку, для нас на этом все закончится, но это неправда. Ведь нам придется давать показания в суде.

– Возможно, – неохотно согласился Вулф, – но только вам двоим, как свидетелям обвинения, помогающим осудить убийцу, при самом доброжелательном к вам отношении. В противном случае вызовут не только вас, и если вы ответите, что не знаете его, тем самым вы станете на защиту убийцы просто потому, что он ваш товарищ. Это отнюдь не возвысит вас в глазах общественности, не говоря уже о проблеме лжесвидетельства.

Стивенс поднялся:

– Мы дадим ответ через полчаса, может быстрее.

– Хорошо. В гостиной звуконепроницаемые стены. Если угодно, можете подняться наверх.

– Мы лучше на улице. Идем, Джерри.

Стивенс направился к выходу. Я обогнал его, чтобы открыть дверь и выпустить гостей, а затем вернулся в кабинет. То, что я увидел по возвращении, заставило меня наконец открыто ухмыльнуться. Вулф достал из ящика стола лист бумаги и тюбик с клеем.

– Торопите события? – поинтересовался я.

– Еще чего! Наживка проглочена.

– Отбираете у детишек конфетку, – констатировал я. – Хотя, должен признаться, они далеко не детишки, особенно Стивенс.

– Он занимает третье место в американской коммунистической иерархии, – хмыкнул Вулф.