– Ни с чего, – признался Вулф. – Это всего лишь предположения, а не выводы. Однако они взаимосвязаны: если одно из них окажется правильным, то другие тоже верны, и наоборот. Если преступник совершил убийство, чтобы обыскать тело и взять партбилет, значит он хотел предотвратить разоблачение, потому что Рони, отнюдь не чуравшийся подобных методов, угрожал обнародовать его принадлежность к Компартии под именем Уильяма Рейнолдса. Так я рассуждал во вторник утром. Однако я был связан обязательством с моим клиентом, мистером Сперлингом, который не понял бы меня, поделись я своими умозаключениями с полицией. По крайней мере, сперва надо было попробовать во всем разобраться самому. Так я и решил поступить, но тут, – Вулф в упор посмотрел на Сперлинга, – влезли вы с этим идиотским признанием, которое силой вырвали у мистера Кейна. Осчастливили мистера Арчера, а от моих услуг отказались. – Он устремил взгляд на Кейна. – Я вызвал вас сюда, чтобы вы публично отреклись от своего заявления. Итак? Вы готовы?
– Уэб, не делай глупостей! – рявкнул Сперлинг и бросил Вулфу: – Я ни к чему его не принуждал!
Бедняга Кейн, не зная, что сказать, промолчал. Несмотря на все хлопоты, которые он нам доставил, я искренне ему сочувствовал.
Вулф пожал плечами:
– И я уехал домой. Мне надо было подтвердить свои предположения или отказаться от них. Могло случиться так, что в момент гибели у мистера Рони не было при себе партбилета. В среду мистер Гудвин поехал в его квартиру и произвел тщательный обыск. На этот раз обошлось без кражи со взломом, мистер Стеббинс.
– Неужели? – проворчал Пэрли.
– У него имелся ключ, – пояснил Вулф, и это была чистая правда. – Партбилета там не оказалось, иначе мистер Гудвин непременно его отыскал бы. Зато он получил некие, не будем уточнять, какие именно, доказательства, что к мистеру Рони попали в распоряжение важные документы, с помощью которых он шантажировал одного или нескольких здесь присутствующих. Не важно, в чем состояли его требования, однако позвольте между делом заметить, что речь вряд ли шла о деньгах. Скорее всего, он добивался поддержки или, по крайней мере, нейтралитета в своих ухаживаниях за младшей мисс Сперлинг. Еще одно…
– Что это были за доказательства? – перебил его Арчер.
– Сейчас речь не об этом, – покачал головой Вулф. – Если потребуется, в свое время вы их получите. Еще одно предположение, состоявшее в том, что, когда мистера Рони задавили, он находился не в вертикальном положении, также подтвердилось. Хотя машина не задела его голову, над правым ухом у него был огромный синяк; его заметил нанятый мной врач, и это отражено в официальном отчете. Следовательно, убийца не был столь глуп, чтобы пытаться сбить насмерть ловкого и сильного молодого человека. Гораздо правильнее было бы сначала напасть на него на подъездной аллее, оглушить и только затем переехать автомобилем. Если это…
– Нельзя спланировать нападение, – возразил Бен Дайкс, – если вы не уверены, что жертва окажется в нужное время в нужном месте.
– Верно, – согласился Вулф, – но я никогда не закончу, если вы будете требовать только факты и отвергать гипотезы. В доме у мистера Сперлинга целых двенадцать параллельных телефонов. Вполне вероятно, что, когда мисс Сперлинг позвонила мистеру Рони и попросила его в определенный час приехать в поместье, чтобы увидеться наедине, их разговор подслушали. Разумеется, это мог быть Уильям Рейнолдс; пусть сам попробует доказать, что он этого не делал. Во всяком случае, нападение уже не относится к области догадок. Благодаря блистательной находчивости мистера Гудвина его можно считать установленным фактом. В четверг мистер Гудвин прочесал территорию поместья в поисках орудия, которым оглушили мистера Рони, и наконец в присутствии свидетеля обнаружил его.
– Ничего подобного! – раздался позади меня голос Маделин. – Я все это время не отходила от него ни на шаг. Он ничего не обнаружил!