— Например, так. Перед тобой кладут доску, а на ней разноцветные чернильные кляксы. И ты должен сказать про кляксу все, что взбредет тебе в голову. То есть что в этих кляксах ты видишь. Получаются самые разные и весьма любопытные фигуры. По-моему, это картины. Говорить можно что хочешь. Амбруш только смеется. Слушай, старик, посмотрел бы ты, как он смеется.
— А что ты увидел в кляксе?
— Смотрю я, к примеру, на такое пятно и говорю: «Это дьявол; он охвачен красным пламенем. Тут врата ада». Отлично. Амбруш очень доволен. «А тут карабкающиеся по краю пропасти люди, они хотят броситься в пропасть». Если перевернуть, получается майский жук, только без усиков. Я снова переворачиваю и вижу карикатуру: молодой бородатый субъект или лисий мех, шкура. А если прищуриться, голова клопа…
— Стой! Где ты выуживаешь весь этот вздор? — спросил недоверчиво Дани.
Жолт ткнул пальцем в небо:
— Там. Вон из той тучи, если хочешь. Всмотрись в нее хорошенько и тоже увидишь, что это не туча, а голова клоуна. Он ухмыляется. Да или нет? Говори же!
— Там и правда что-то похожее на голову… и волосы даже растрепаны…
— Правильно. А вот этот лист с веткой — морской конек. Если же посмотришь отсюда — ласточка. А этот — король в какой-то дурацкой короне.
— Да, действительно, — задумчиво сказал Дани. — Послушай, Жоли, твой врач тебя просто экзаменует. С какой стороны ни смотри, выходит экзамен.
— Ах, и я так вначале думал. Но говорю тебе: это совсем не экзамен.
— Тогда чего же он добивается кляксами?
— Точно не знаю. Но игра просто отличная.
— Может, он заставляет тебя говорить, чтоб потом, когда ты запнешься…
— Нет. Это делают при исправлении речи. Нужно отбивать ритм и читать стихи. Послушай, как хорошо:
— И правда неплохо, — одобрительно сказал Дани.
— Я только должен следить за тем, чтобы не повторяться. Я всегда, как идиот, повторялся. Но сейчас я уже туда не хожу… Амбруш считает это излишним.
— Да и с кляксами тоже что-то не так. Разве это метод лечения?
— Есть еще один метод, старик. Амбрушу можно рассказывать все, даже сны. Он слушает так, как будто я делаю какое-то открытие. И в конце концов мы и правда что-то с ним открываем. Что-то новое.
— Что?
Жолт долго молчал.
— Кто я, что я за человек, — наконец выпалил он.
Дани схватился за очки и впился глазами в друга:
— А ты разве не знаешь, кто ты?
— Всякий человек должен много и долго думать, чтобы узнать, кто он.
— Никогда ничего подобного не слыхал!
— Я узнал о себе страшно интересные вещи. Тот мой образ, который папа мне вколачивает в мозги, — а при нем, скажу тебе откровенно, дурака из себя строить не стоит, потому что он все принимает всерьез, — так вот, этот образ адски бледнеет. А вот Амбруш установил, что я такой тип, который лишь в теории делает сальто. Тебе понятно?
— Не очень.
— Дело в том, что теоретически делать сальто нельзя. Либо ты его делаешь, либо нет.
— Ты занимаешься гимнастикой?
— Да нет же. Это только пример. Я должен обыграть папу на его собственном поле. Убедить его в том, что я другой.
— Вот это сила! А как?
— Я уже знаю. Но даже тебе не скажу.
— Не скажешь мне? Ты, наверно, взбесился, Жоли!
— Ну ладно, скажу. Я стану врачом. Но не таким, как отец, а как Амбруш.
— А Амбруш об этом знает?
— Конечно.
— Так он же все растрезвонит родителям.
— Никогда.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Дани задумался.
— Жоли! Я тоже пойду когда-нибудь к Амбрушу.
— Зачем? Он ведь желудки не лечит.
— Жаль.
Светлые ресницы Дани задрожали, а глаза, увеличенные очками, подозрительно заблестели.
— Ну ладно, я попрошу, может быть, папу, чтоб он отвел тебя к Амбрушу.
— Не надо. Хватит с меня врачей.
Жолт молчал. В голове его роились странные мысли. Было бы несправедливо, думал он, если б Дани вообще не знал в этой жизни никаких забот и тревог. Ведь он потрясающе играет на гитаре, он срывает аплодисменты, все только и говорят, что у него великий талант, лица учителей сияют, когда они беседуют с Дани. Что в сравнении с этим какой-то жалкий гастрит! Примет несколько таблеток — и гастриту конец. И продолжай бренчать на гитаре.