Второе счастье

Он немного завис, а я воспользовался этим, чтобы обойти его и продолжить свой путь. Но он оказался настырным — быстро догнал меня и снова встал на тропинке.

— Стой! Не понял, че за хуйня? Сука, я же к тебе по-пацански! Что, западло побазарить?

Краем глаза я заметил, что и два оставшихся уже встали и идут к нам. Тут уже не убежишь. Я отпустил ломик и вытащил руку из сумки.

И постарался не дрогнуть, когда мне на плечо опустилась тяжелая рука.

— Ты чего грубишь нашему другу? Ты кто такой?

— А кто интересуется? — повторил я.

— Во, как попка одно и то же завел…

— Лёха, заглохни, — негромко сказал второй его товарищ, и Лёха послушно закрыл рот. — Кто надо интересуется, ты на вопрос отвечай. Я Родион, это Лёха, а это Мишка.

Он протянул мне руку, а я её проигнорировал.

— Не слышал о вас.

Будь на месте этих товарищей настоящие гопники, я бы уже валялся на земле и пытался защитить голову от ударов ногами. Гопники всегда ходили толпой и нападали на жертву все вместе, не давая шансов на честный бой. А все отмазки вроде «кто спрашивает» или «не слышал» хорошо работали только на интернетных форумах, в реальной жизни их лучше не применять. Конечно, у гопников был определенный кодекс чести — если так можно назвать фразы, которые были однозначным сигналом к началу избиения лоха, — но они в любом случае доводили дело до кровавой развязки, если проявляли к кому-то интерес.

— Ну так теперь услышал, — спокойно сказал он — и резко ударил меня в живот.

Хоть я и был готов к чему-то подобному, но всё равно скрючился от боли. Удар у этого Родиона был хороший, поставленный. Он прихватил меня за волосы, поднял мою голову и проникновенно заглянул мне в глаза.

— Тебе привет от Боба.

И ещё раз засветил мне в живот. Напрячь пресс я уже не успел.

— Это что за хуй с горы? — выплюнул я, откашлявшись и понимая, что напрашиваюсь на ещё один удар.

И Родион не обманул мои ожидания.

— Это наш друг, — объяснил тот, кого представили как Мишку. — Он сейчас в армии, но попросил своих друзей приглядеть за его девушкой.

У меня зародились нехорошие предчувствия.

— А я тут каким боком, — меня снова ударили, хотя и не так сильно, как до этого.

Удивительно, но я пока не плевался кровью и не собирал с газона обломки своих зубов. Видимо, они всё-таки не хотели меня калечить.

— Присмотреть — значит, сделать так, чтобы к его девушке не лезли всякие левые чмошники. А ты, козёл, полез. И это тебе первое предупреждение. Будет и второе, если от Алки не отстанешь.

Родион ещё разок сунул мне в живот и отпустил мои волосы. Стоять я уже не мог и со стоном повалился на траву. Напоследок меня небрежно пнули новеньким югославским ботинком и выдали напутствие:

— Неделя тебе сроку, гнида. Если потом увидим тебя тут, тебе не жить.

Я услышал удаляющиеся шаги. Немного приподнял голову и увидел, что женщины с колясками смотрят в мою сторону с легким любопытством и милицию явно звать не собираются.

* * *

Несколько минут я провел на холодной земле, дожидаясь, пока желудок вернется на место, а живот перестанет болеть. В этот момент я как раз и подумал о том, что если бы у меня был короткоствол, то эти ребята лежали бы тут вместо меня, причем с отстрелянными яйцами. Они дали мне время подготовиться; наверное, если бы я сразу побежал, то успел бы нырнуть в безопасный подъезд, а им бы пришлось снова подлавливать меня на улице. Но короткоствола у меня не было, и я не побежал — поэтому они спокойно ушли, а остался на поле боя, хотя и не победил.

Наконец я сумел добраться до лавочек, которые друзья Боба любезно освободили от своего присутствия, достал сигарету и с трудом, от третьей спички, прикурил дрожащими пальцами. Лавочки были битые-перебитые, прожженные бычками и слегка кривоватые. О комфорте горожан нынешние власти столицы совсем не заботились.

Ещё полчаса назад я был в очень благодушном настроении. Я выпил пива с приятелем, закусил воблой и отполировал разговором, который, правда, мог бы сложиться и лучше. У меня были планы на выходные, а также планы на остаток весны, планы на лето и на целый год, хотя и не такие отчетливые и ясные. Где-то в этих планах было место и для нашей с Аллой свадьбы, поскольку я не слишком сомневался, что у нас всё идёт именно к этому. В конце концов, она мне нравилась, она не была уродиной и в целом оказалась довольно приятной особой. Не в том смысле, что она была достойна такого классного меня, я вообще не думал о том, кто из нас кого достоин. Мы как-то сошлись, оба были готовы попробовать жить вместе — для меня этого было достаточно.

Но за Аллой тянулся как-то странный шлейф из прошлого. В моей первой жизнь этот шлейф обнулился с её смертью, но тут ничего непоправимого не случилось, и её предыдущая жизнь стала понемногу приоткрываться передо мной. Совсем недавно меня беспокоили её пьянки с Иркой — я опасался, что и в семейной жизни Алла будет периодически срываться к подруге и пить до положения риз, что мне категорически не нравилось, но об этом мы вроде договорились.