Второе счастье

— Михаил Сергеевич, простите, если вопрос немного наглый, но вы не просили никого меня проверить по комсомольской линии? А то на неделе в наш комитет приходил товарищ из райкома, интересовался мной…

— Нет, ничего подобного… а что за товарищ и что за интерес? — напрягся старик.

— Наш комсорг сказал, что его Вадик зовут, и они знакомы. Вроде инструктор. Но почему этот Вадик решил что-то обо мне узнать — не знаю.

— Валя, это не могут быть ваши?

— Наши? Нет, вряд ли… да и через комитет комсомола заходить — что за глупость? У нас таких ресурсов нет. Тебе это чем-то грозит? — спросил он у меня.

— Сомневаюсь… — я покачал головой. — Хотя я уже подписался на доклад по текущей международной политике… Небольшой, часика на полтора.

Я улыбнулся, но шутка пропала даром.

— Серьезная задача, — сказал старик. — Надеюсь, ты сможешь нормально его подготовить.

— Да смогу, ничего сложного. Вот пока буду ждать Чикатило — и наваяю.

— То есть ты уже всё решил? — уточнил Валентин.

Можно подумать, у меня был другой выход. Михаил Сергеевич с Валентином, а также все менты и чекисты Советского Союза могли относиться к гражданину Чикатило очень серьезно, но в этом времени его черную душу до конца понимал только я. Для всех остальных он был одним из многих преступников, которым требовалось внимание правоохранительных органов. Я же точно знал, что он очень целеустремлен и опасен. И я его очень боялся — хоть и храбрился во время обсуждения деталей.

Валентин пообещал выделить нескольких оперативников для круглосуточного прикрытия — они будут дежурить посменно недалеко от нашего дома и отслеживать подозрительных личностей. Правда, надолго такая щедрость не распространялась — неделя максимум, потом это прикрытие вернется к наблюдению за шпионами и диссидентами, которых ведомство Валентина любило больше собственных граждан. Ещё к нам собирались поставить тревожную кнопку, но только в случае наличия технической возможности — я это понял так, что никакой кнопки не будет.

А вот пистолет мне не дали. Впрочем, на подобную щедрость я и не надеялся и собирался обойтись собственными силами, пусть даже добраться до Стасика, утащившего единственный заряженный экземпляр пугача, было непросто. Но были и другие варианты организации самозащиты[27].

* * *

До дома нас снова вёз я — всё на той же заряженной «Волге». Валентин пообещал в понедельник заехать с новостями и подмогой, взял с нас обещание никуда не выходить до его возвращения — и отбыл. Водил он, кстати, очень уверенно — и стартовал, оставив на асфальте две черные полосы сожженной резины. Я не позволял себе так небрежно обращаться с государственным имуществом, но списал его лихачество на водку

— Ты точно хочешь остаться со мной? Может, скажем, что ты передумала? Возьмешь бабушку, поживете немного на конспиративной квартире… а я…

Алла резко остановилась, и я был вынужден последовать её примеру — она крепко держала меня за руку, словно боялась, что я куда-нибудь исчезну.

— А ты в это время будешь рисковать жизнью? Да я с ума сойду!

— Не успеешь, — но моя шутка снова не сработала. — Это опасно же, я о вас забочусь.

— Я сказала — нет! И бабушка никуда из своей квартиры не уйдет, это я тебе точно говорю. Она у меня боевая!

В этом я как раз не сомневался. Елизавета Петровна скорее выпросит у своих знакомых трехлинейку с примкнутым штыком и в одиночку прикончит этого Чикатилу, как только увидит.

Впрочем, вряд ли всё будет настолько просто.

— Что ж… тогда нам нужно много удачи, котёнок…

— Не называй меня так!

— Хорошо, — я улыбнулся, но мышцы с трудом произвели нужные сокращения. — Котенок.

Алла вдруг тоже улыбнулась и обняла меня. Мы постояли немного, наслаждаясь покоем — и пошли сдаваться бабушке.

* * *

— То есть в том городе вас обоих могли убить, и вы уцелели лишь случайно?

Таким голосом добрая бабушка Аллы, наверное, останавливала нарушителей комендантского часа в осажденной немцами Москве и лишала расхитителей социалистической собственности воли к сопротивлению после войны. Одну руку она заложила за спину, и я зримо представил, что где-то там у неё хранится заныканный со времен службы револьвер системы «Наган» образца 1895 года с полным барабаном патронов, которые сейчас полетят в мою башку — за то, что подверг её любимую внучку такой опасности. Это было не совсем так, но разве любящая бабуля будет слушать мои жалкие оправдания?

— Да, — обреченно ответил я. — Вернее, не случайно, там сложно, я же рассказывал, но в целом… Да, нас могли убить.

Повинный лоб револьвер не пробивает.

— Но ты его обезвредил?

— Да.

— Молодец, — похвала вышла так себе, но это была она, а не что-то другое. — А ты, дурёха, зачем пошла за каким-то незнакомцем? — Елизавета Петровна резко развернулась к Алле, которая и так еле сдерживала слёзы.

— Я-я… я… не зна…

Адда всё-таки разревелась и кинулась бабушке на грудь — выплакаться и утешиться. Та не подвела — прижала взрослую уже девушку к себе, как, наверное, делала в детстве, когда маленькая девочка попадала в непростые ситуации.