Второе сердце

Он сел в кресло и, пробуя затылком мягкую упругость изогнутой спинки, закрыл глаза. Горечь последних встреч с Клавдией вновь обострилась, сводя на нет по крохам накопленное за дни добровольной разлуки спокойствие. Страх умереть в объятьях любимой женщины, ощущение беспомощности при опаляющем желании, надежда, что такое — не навсегда, что когда-нибудь может быть по-другому, и снова беспомощность до нежелания жить — все нахлынуло разом, сдавило грудь; сердце забулькало тревожно и — словно жалуясь. Роман достал из нагрудного кармашка куртки лекарство, протянул руку к сифону с газированной водой…

Тарасов, услышав полуденный выстрел пушки, поспешно встал из-за стола, вышел в приемную, «Я — за Романом!» — обронил на ходу Тамаре, рассматривавшей иллюстрированный журнал, и — в коридор, и — по коридору к лифту.

В приемном покое дежуривший сегодня Иван Иванович Соколов заполнял историю болезни. Лицо Романа, сидевшего на белом стуле перед белым столом, показалось Виктору осунувшимся, словно после бессонной ночи.

— Год рождения?

— Две тысячи пятьдесят второй.

— Место работы?

— Член Союза композиторов.

Тарасов пожал влажноватую ладонь Романа, подхватил его сумку, взял со стола листок истории болезни («Я сам, коллега, не беспокойтесь…») и повел приятеля к себе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его, нажимая кнопку вызова лифта.

— Как обычно в последнее время. Не хуже, не лучше.

— Спал сегодня? — спросил, выходя из кабины остановившегося на пятом этаже лифта.

— Спал.

…Тамара шумно вспорхнула навстречу.

— С прибытием к нашим пенатам, Рома!

Они привычно расцеловались.

— Тамарочка, сообрази нам по чашке чаю. Ему — некрепкого.

Никаких указаний больше не требовалось: старшая сестра отделения Валентина Петровна еще вчера вечером доложила, что палата подготовлена.

Допив чай, Роман переоделся, и Виктор, убрав его костюм и ботинки в шкаф, рассмеялся:

— Новобранец Петраков! Прошу следовать за мной!.. Кстати, где твои книги? Что читать будешь? В нашей библиотеке — не густо.

— Обойдусь пока.

— А кассеты для мага захватил?

— Понадобятся — попрошу отца — принесет.

— Ну, тебе видней.

Они прошли в конец коридора, Виктор толкнул крайнюю слева дверь и ввел приятеля в палату.

— Вот апартаменты твои… Туалет здесь. Кнопка вызова дежурной сестры — над койкой. Как пользоваться ТВ, ВТ и магом — учить не буду. А вот относительно койки… Смотри сюда: синий рычажок — для подъема изголовья, красный — для поворота лежака вокруг продольной оси, белый — для управления движением. Койки у нас универсальные, с самоходом. Для загородных больниц удобные, где есть съезды с этажей в сад или парк — подышать свежим воздухом. На случай дождя даже тент натянуть можно — вон тот рычажок. А в нашей клинике… Ну, по коридору, на худой конец, сможешь покататься, если захочется. Так, вроде все. Обживайся, брат. Теперь дело за… дело времени теперь… Устраивайся. Журналы можешь посмотреть — свежие. Что потребуется — заходи прямо ко мне.

— Ступай, Виктор, ступай…

После того случая на школьной спортплощадке Тарасов ни разу не видел Романа во время их игр — ни на скамейке для зрителей и запасных, ни где-либо поблизости, ни разу за все последующие пять лет учебы. Лишь однажды — сразу по возвращении Романа из больницы — встретился с ним на мгновение взглядом, накачивая мяч, и тот взгляд Романа из приоткрытого окна его комнаты на шестом этаже запомнился Тарасову навсегда…

В школе Виктору прочили спортивное будущее, считали, что прямая ему дорога после десятого класса — в институт физкультуры, и всех крайне удивило его решение поступить в медицинский. «Спорт от меня никуда не уйдет. А профессия врача не помешает, лишней в жизни не будет…» — объяснял он приятелям и учителям, но дело, конечно, было не в этом.

Принятое в детстве решение не поколебали ни спортивные успехи в старших классах, ни похвалы взрослых, ни восхищение товарищей. Стать знаменитым хирургом, мастером — золотые руки и избавить однажды Романа от его болезни — такую он поставил перед собой цель. Виктор не был мечтательным мальчиком, но часто перед сном ему представлялось, как они с Романом, уже взрослые, приходят на старую школьную спортплощадку, снимают свои красивые костюмы, надевают кеды… Будет светить солнце, будет дуть с Канала освежающий ветерок; гурьбой прильнут к металлической сетке ограждения любопытные пацаны — такая потеха: солидные на вид дяди, длинный и покороче, гоняют мяч, пасуют друг другу и кидают, без конца кидают по кольцу, и от их мощных бросков вот-вот развалятся облупленные щиты баскетбольных стоек. Он видел взрослое лицо Романа, похожее на лицо его отца, — потное, счастливое, смеющееся при каждом точном броске, и понимал, что только оно — увиденное наяву — сотрет в памяти тот взгляд из приоткрытого окна на шестом этаже…