Второе восстание Спартака

Совершенно очевидно, живьем никого и не пытались брать, иначе бы взяли, вряд ли беглецы, увидев, что их настигает погоня, все как один поперли грудью на пули. Ну а чуть позже пойманному Кривчуку, как зачинщику и вдохновителю, решили воздать особые «почести». Кстати, почему все так уверены, что зачинщиком был именно он? Верно, кто-то из небеглых и небандеровцев видел, как это было, и рассказал, кто кого подбивал.

«Что же здесь происходит, мать-перемать? – продолжал недоумевать Спартак, конвоируемый через шлюз в жилую зону. – Вертухаи, похоже, тоже потеряли контроль над собой. Эта гора трупов, какие-то прямо средневековые изуверства»... Так уж вышло, что в межлагерную больничку во время пребывания там Спартака не доставляли никого из их лагеря. Даже Рожков удивлялся, что все у них здоровы. Думается, не в здоровье тут дело...

Глава двенадцатая Как голодают на зоне

– ...Перед баржой это был еще не голод. Тогда мы, считай, жрали от пуза. Настоящая голодуха началась потом, – рассказывал, прихлебывая чаек, Клык.

Спартак прихватил с собой из больнички небольшой кулек с чаем. Заварки там было граммов на пятьдесят, не больше, поэтому, чтобы отведать начисто забытый напиток смогли как можно больше сидельцев из числа своих, чаек приходилось хлебать жидкий.

– Напиток богов! Эх, жисть наша – сучья доля! – сказал Клык, ставя опустевшую кружку на стол.

Дело происходило в «сауне».

Клык, как и все без исключения лагерные постояльцы, сильно исхудал. Хотя и прежде никто из зеков не страдал от полноты и уж тем паче от ожирения, уже, казалось бы, и так худеть некуда, ан нет, значит, есть куда – сейчас они выглядели сущими доходягами. Даже воры-законники, бондари и гувернеры, которые, понятное дело, всегда имели пайку пожирнее, чем у остальных, и те смотрелись доходягами. Спартаку даже как-то неудобно было светить тут своей откормленной на больничных харчах ряхой.

– От недоеда косяком пошли вольтанутые, – продолжал рассказывать Клык. – Ведь с той баржи больше ничего и не достали, зажмурилась наша хавка на дне реки. А сейчас, после бандеровского забега всем гуртом, абверовцы наверняка зачешутся, из ливера вывернутся, а чего-то надыбают, хоть балагас, хоть тарочки, ведь не на острове же, бля, живем. Иначе такая Курская дуга может выгнуться, что я не знаю. И без того уже много чего было... Я те обрисую. Суки резали воров. Воры резали сук. Ну это, как выяснилось, были еще цветочки-лютики. Потом вовсе уж полный локш начался. Во, слушай, с чего началось. Как-то на вечерней поверке оказалось, что нема одного заключенного. Скулы, если помнишь такого...

– Не помню, – сказал Спартак.

– Западэнец, бандеровец. Паспортное погоняло не помню. Скула и Скула. Короче, на перекличке выясняется, что нет его. В отряде тоже не знают, где и чего. Всех, понятно, оставляют торчать на плацу. Вертухаи бегут сперва к своим баракам, поднимают на ноги своих, которые не при делах. Всякие там спящие, бдящие и бздящие смены. Почти вся шобла примчалась в жилую, ну и давай шмонать. Перевернули кичу вверх дном. Я те доложу, шухер был козырный! Ну а мы мерзнем на плацу, как цуцики, ждем, чем кончится. Вертухаи больше думали на подкоп, ведь Скула из жилой зоны исчез. С работы вернулся, на ужине был, в бараке маячил, все это много людей видело. А потом исчез, как провалился. Вот легавые и думали, что он в самом деле провалился в какой-нибудь заранее отрытый кабур. Я те доложу, ход они искали со всем старанием, как твой пьянчуга провалившийся за подкладку чирик. Кое-где доски отрывали, все избегали за запреткой – искали выход наружу. Все мимо. Нету хохла.

Клык сделал театральную паузу.