— Насчет того, что война недалече, так она и так ходит вокруг нас, да около. Что оттуда, что отсюда, все равно все ракеты через нас полетят. География у нас такая, — проворчал он, раздумывая попросить еще добавки или воздержаться, перейдя к чаю, что остывал в огромной фарфоровой кружке, присланной в подарок внучкой на его семидесятилетие.
— Так делать-то нам что?! — требовательно воззрилась она на своего старика. — Зачем мне бежать? За сахаром или за мукой?
— За умом, дурында! — встопорщился он нежданно. — Ты еще те пятнадцать килограмм гречки не слопала, что по весне хапанула! Ни што, мыши помогут!
Серафима Фроловна уже совсем было ринулась в контратаку на Его плешивое Величество, но неожиданно для себя самой сдулась прямо на взлете. Хитрым своим бабьим умом смекнув, что в смутные и от того опасные времена негоже ссориться с человеком в родне у которого стоит, почитай, все НАТО, да и привыкла она за уже пять десятков лет к его храпу на соседней подушке. Обиженное выражение на лице, однако, все же изобразила, присовокупив к нему, как мелкое подрагивание губ, так и трепет ноздрей, что говорило о ее готовности разрыдаться от несправедливых попреков в любую минуту. Это всегда было ее оружием и козырным аргументом в любых семейных спорах. И оно зачастую срабатывало, чем Фроловна пользовалась беззастенчиво уже на протяжении более полувека. Митрич, который, несмотря ни на что, сохранил в себе сентиментальность германских бюргеров, был внутренне человеком мягким и добрым, а потому не любил семейных скандалов, ни в каком виде, считая их чем-то чужеродным в семейной жизни. И видя, в каком пограничном состоянии, находится, все еще любимая им женщина, решил сбавить обороты, считая, что с последней фразой, слегка дал лишку. Как привести дражайшую супругу в благодушное расположение, не затратив слишком много усилий, он тоже за полвека совместной жизни вполне научился и на этот раз не задержался с применением верного рецепта:
— А хорош, однако, борщ, ты мать сварганила! Ничего не скажешь — молодец! Мастерица! Так бы вместе с тарелкой и съел!
— Да зачем же с тарелкой?! — зарделась польщенная похвалой хозяйка, живо вскакивая с табуретки для того, чтобы верноподданнейше подать мужу из кастрюли добавки. — Вон целую кастрюлю наварила!
Его Величественно, довольно оглаживая бороду, милостиво, кивком головы, разрешило ей налить в тарелку еще одну порцию, что и было моментально исполнено. Отметив про себя, что муженек опять вернулся к состоянию благодушия, граничащего с нирваной, она все ж таки не утерпела и решила зайти с другого бока. Подперев рукой, несмотря на прожитые годы, все еще пухлую и упругую щеку и с теплотой, но, все же по-хозяйски оглядывая своего, знакомого до последней кровиночки старика, завела льстивым голосочком Лисы Патрикеевны:
— Говорят сегодняшние испытания установки прошли в штатном режиме и без замечаний.
Комендант кивнул, не отрываясь от наваристого борща. Затем решив, что кивка, пожалуй, будет маловато, добавил:
— Да. Все прошло на редкость удачно. Москвичи из комиссии были довольны.
— Вот-вот, — подхватила Фроловна, — а то мы уж испереживались все. С предыдущих-то испытаний фокусировку-то отладили, чай нет? Да и со вторым контуром по герметичности были проблемы, опять же.
Митрич от неожиданности аж поперхнулся, зайдясь в долгом старческом кашле. Заботливая супруга постучала кулачком по его спине.
— Да ты в своем ли уме, старая?! Ведешь такие речи! Это же военная тайна с тремя нулями![15]
— продолжая кашлять, возмущался полковник. — И откуда ты, находка для шпиЁна, нахваталась такой информации?!— Да, что же я чурка безглазая, да глухая, что ли?! — сразу набычилась супружница. — Бабы с утра в магазине, да амбулатории только о том и говорят — о теракте, да об испытаниях. У всех ведь мужья, так или иначе, с этим связаны. Вот дома с женами и делятся под одеялом.
— Боже мой! — схватился Виттель за реденькие височки. — И как тут прикажете соблюдать режим секретности, если каждая баба, стоя в магазине, обсуждает тонкости и детали военных экспериментов?! Да врагам и шпионов на объект засылать не надо и предателей вербовать. Проще договориться с продавщицей из сельпо.
— Да, ладно тебе, старый! Разбушевался, тут, как холодный самовар! Все же кругом свои. Сколько лет тут уже вместях обретаемся. Кого чужого уж давно бы выявили. Сами. Без вас.
— Всё! Ухожу в отставку! По причине профнепригодности! — деланно взрыднул он, яростно раздавливая ложечкой лимон, плавающий в чае.
— Как же! Ты подашь, жди! Я уже все жданки съела! — проворчала она.
Подождав, пока не на шутку расстроенный утечкой информации муж успокоится и придет в себя, она, нисколько не смущаясь, решила продолжить уже начатое ей дело по подрыву престижа и обороноспособности страны:
— Однако ж, бабы говорят, уж больно страшенное оружие выдумали Николаич с Сергеичем. Вроде как оно все живое и неживое изничтожает на большом расстоянии. Правда, ай нет? — глядя в глаза, вкрадчиво спросила она мужа.