Второй день на царствии

— Что, так прямо и сказал ей «старая швабрара»?! — спросил, не веря своим ушам Михайлов, не оборачиваясь к водителю. Тот только покрутил головой:

— Вечно ты Борька лезешь со своим мнением, когда взрослые гуторят. Ведь наверняка ты родился недоношенным, — сокрушенно сказал Кондратьич.

— От чего это вы так решили?! — засопел Михайлов, старательно изображая обиду на лице.

— А от того, — охотно пояснил Кондратьич, — что не хватило у тебя терпежу досидеть там до положенного срока.

— Скажете, то же, — фыркнул адъютант, но уже без симуляции обиды, ибо такие перепалки между ними случались частенько.

Так за разговорами и доехали до знаменитого «Аквариума»,[32] высящегося за шлагбаумом КПП и отсвечивающего зеркальными гранями в лучах утреннего Солнца. Пройдя все положенные формальности, связанные с идентификацией личностей, сидевших в авто (сопровождающие остались за шлагбаумом ждать снаружи), машина плавно подкатила к главному входу, возле которого уже было тесновато от черных лимузинов, что немало удивило Афанасьева, рассчитывавшего на свою первоочередность в этом не совсем приятном деле.

II

25 июня 2020 года, г. Москва, р-н. Ясенево, здание 2-го Главного Управления Генерального штаба ВС РФ.

В просторном вестибюле уже толпилась кучка генералов, что были записаны в первую партию. И хотя время процедур у каждого было строго индивидуально, пришла вся партия, видимо из неискоренимого чувства природного любопытства русского человека. Вторая партия в это же самое время должна была собраться на Лубянке для прохождения аналогичной процедуры. У многих из них в руках были папки. «Ага, — подумал Афанасьев, — не иначе, как декларации». Среди генералов Афанасьев сразу углядел фигуру, неловко топтавшегося в сторонке, а потому, чувствовавшего себя парией, Булдакова. Поздоровавшись со всеми за руку, Верховный не обошел рукопожатием и его, чем вызвал немалое удивление в глазах Начальника Тыла. Но то, как судорожно он ответил на рукопожатие Афанасьева, говорило о его крайней степени растроганности. По нетерпеливым возгласам Афанасьев сразу понял, что все ждали именно его приезда. Вперед выступил сам Николай Павлович Тучков, сходу заявивший:

— Прошу вас, Валерий Василич, не удивляться тому обстоятельству, что встречу я вам и всем остальным назначил именно здесь — в ведомстве Игоря Олеговича, а не у себя на Лубянке. Просто я посчитал для себя неприличным проводить подобные операции в своих стенах, раз уж я оказался инициатором всей этой затеи. Так скажем, для чистоты эксперимента.

— Да, ладно вам, Николай Палыч, я все прекрасно понимаю, и поверьте, высоко оцениваю ваш такт, — рассыпался в комплиментах Глава Высшего Военного Совета. — Куда прикажете идти?

— Игорь Олегыч! — позвал эфэсбэшник Костюченкова, затерявшегося в толпе генералов. — Первая партия лабораторных мышей для дальнейшей сепарации представлена в полном составе, а именно в количестве десяти особей. Ведите в свою разделочную.

По толпе прошелестел нервный смешок. Всем было не очень комфортно в этих хоть и прозрачных, но холодных стенах. Костюченков, одетый сегодня в гражданское, застенчиво улыбаясь, приблизился к Афанасьеву. Затем встав рядом, обернулся к стоящим и уже притихшим генералам:

— Товарищи! Сейчас мы все поднимемся на второй этаж, пройдем по коридору направо до следующего холла, а оттуда через стеклянную дверь проследуем в наблюдательную комнату, где и будем, в качестве свидетелей следить за опросом своих коллег. Целлофановые пакеты и пузырьки с нашатырем нам выдадут на месте.

— А зачем это нам нашатырь и пакеты? — с испугом вопросил кто-то неестественно тонким от волнения голоском.

— Пригодится, — веско произнес моряк в штатском, а затем добавил, — на всякий случай.

— Ну, что ж, как говорил Данте: «Веди нас, Вергилий!»[33], — не стал тянуть резину Афанасьев и первым двинулся к лестничному пролету.

Широко шагая по лестнице вверх, Афанасьев краем глаза заметил, как его соратники, чуть замешкавшись поначалу, гуськом потянулись за своим шефом. В холле второго этажа их уже поджидала женщина средних лет в белом халате, что говорило о некоей ее причастности к медицине. Женщина не вызвала никаких эмоций у окружающих, так как халат ее был слишком длинен, а под ним виднелись джинсы, да и половину ее лица скрывали очки с громадными дымчатыми стеклами в пол лица, что делали ее похожей на большую стрекозу. Комната наблюдения, куда их привели, была на редкость скудно обставлена мебелью. Кроме пары десятков обычных офисных стульев в ней ничего более не наблюдалось. Зато был громадный черный экран, почти во всю стену, назначение которого Афанасьев тут же угадал:

— Одностороннее окно в соседнее помещение? — спросил он у Костюченкова, кивая в сторону блестящей черной поверхности экрана.