Второй долг

С воздухом приходила жизнь, а с жизнью знание, что я умирала.

Слезы брызнули из моих глаз.

Я умирала.

И я предпочла это.

Я тонула в безысходности.

Как я могла так легко сдаться?

Затем меня накрыло осознание, кто я и где нахожусь.

Я Нила.

Это был Второй Долг.

Меня окружали Хоук.

Ублюдки, мучители Хоук.

Затем это больше не имело значения.

Боль охватила меня тяжелым покровом, сжимая с каждой стороны. Никогда прежде не испытываемая агония накрыла меня как шторм. Агония жила в моей голове, моем сердце, моих костях, моей крови.

Все болело.

Все умирало.

Возвращение к жизни было абсолютной пыткой, меня приветствовала кольцо дьяволов.

— Вернись ко мне, Нила, — выдохнул Джетро мне в ухо, едва отметив, что под этой парализующей агонией я жива. — Я не позволю, бл*дь, тебе покинуть меня. — Он слизал слезу, стекающую из моего глаза. — Еще нет. Я не позволю тебе уйти, еще нет.

Я не могла смотреть на него.

Не могла слушать его.

Поэтому я сфокусировалась на месте на вершине холма — на черном пятне, которое освещалось заходящим солнцем.

Нет, не на пятне.

На женщине.

Темные волосы, женственная фигура.

Жасмин.

При виде ее напряжение рассеялось. Я расслабилась. Мои кричащие от боли мышцы перестали дрожать, расплавившись в грязи, на которой я лежала.

Мне больше не нужно было бороться.

Жасмин сидела с царственной честью и, сияя от гордости — так, как и ожидалось от любого потомка Хоук.

У меня появилось страстное желание помахать, чтобы она предоставила мне милость.

Как это возможно, что у кого-то было столько власти, хотя она был так же сломлена, как и я?

Я утонула и вернулась к жизни.

Исцелилась.

Однако Жасмин никогда.

Мой взгляд переместился от ее прекрасного лица к ногам.

Я сочувствующе вздохнула из-за такого положения вещей.

Кресло заменило ноги. Подставки для ног вместо обуви.

Жасмин Хоук была парализована.

Скованная инвалидным креслом, вела образ жизни отшельника.

И внезапно появилось больше смысла. Насчет Джетро. Его отца. Сестры.

И затем этого стало чересчур много.

Я погрузилась в пушистые облака.

Я попрощалась во второй раз.

Я принес ее обессиленное тело назад в Ад.

Я повернулся спиной к своим отцу, бабушке и братьям.

Позволил им шептаться о моем падении и спланировать мой конец.

Я сделал все это, потому что чувствовал, как Нила сдалась, и ничего больше меня не волновало.

Деньги, «Хоуксбридж», бриллианты — ничего из этого.

Все это было ерундой, которая меня не волновала.

Все, что имело значение, — убедиться в выздоровлении Нилы.

Я не мог дать ей умереть.

Она не могла оставить меня в одиночестве.

Не сейчас.

Поднимаясь на холм, пройдя через парк при доме, я очутился в Холле. Я проигнорировал братьев из «Блэк Даймонд», которые наблюдали за спектаклем из массивных биноклей и телескопов, и прорвался к задней части дома.

В гостиной неясно вырисовывалась огромная вращающаяся дверь, замаскированная под книжный шкаф.

Несколько лет назад дверь скрывала бункер. Секретный вход в катакомбы под домом. Они были там, чтобы спасти моих предков от войны и мятежа.

Теперь этот бункер был преобразован и служил различного рода назначениям, наряду с дополнениями, которые сделали спустя девяносто лет после того, как был заложен первый кирпич.

Тело Нилы было ледяным и мокрым. С ее одежды вода стекала вниз по моему торсу, оставляя следы капель везде, где мы проходили. Ее длинные влажные волосы облепили мою руку как ламинария. Много раз я мечтал о том, как вытяну из пруда келпи [прим. водяной в образе лошади] и возьму ее в заложники. Мою собственную нимфу воды, чтобы сберечь ее на удачу.

Она исправит меня.

Она обязана.

Потянув за нужную книгу, механизм разблокировался, открывая дверь.

Нила не шевелилась.

Она прекратила дрожать, но ее губы были глубоко синего цвета, что ужасало меня больше, чем ее бессознательное хныканье. Она балансировала на пороге смерти. Даже теперь, когда я реанимировал ее дыханием рот в рот и отдал свою душу, а также свой воздух, ее жизнь до сих пор вытекала из нее.

Так, словно она хотела умереть.

Хотела покинуть меня.

Ее хрупкое тело заставило меня сосредоточиться на вещах, с которыми я не был достаточно силен столкнуться.

Я повзрослел.

Я начал видеть.

Начал верить в то, что она была предназначена мне. Только она могла уберечь меня от себя самого.

Проскользнув в дверь, я был достаточно осторожен, чтобы она не ударилась головой. Ее тело лежало как падший ангел в моих руках, как будто я поймал ее на полпути ее падения на землю. Ее губы были приоткрыты, руки свисали по бокам.

Я должен был согреть ее и быстро. И я точно знал, как это сделать.

Заблокировав за собой дверь, я спустился по винтовой лестнице. У меня не было никакой возможности хлопать в ладони, чтобы включить освещение, которое зажигалось от звука. Поэтому мне приходилось громко топать ногой, ступая на каменные ступени, и я был признателен за то, что светильники зажигались один за другим, освещая мне путь в темноте.

Электричество заменило газ, который в свою очередь заменил открытое пламя, которое использовалось для освещения в средневековых фонарях на стене.