Второй дом от угла… Страницы жизни семьи, республики, страны

Грубо сколоченный стол с Х-образными ножками накрыт раскрашенным ватманом, на нем гастрономические изыски семи цветов радуги, прозрачность полиэтиленовой пленки умиляет глаз и сохраняет поверхность от влаги. Скамейки под стать столу, широкие, массивные, сегодня праздничный ужин, День строителя.

Наш расчудесный повар приготовил рисовую кашу на молоке, добавил туда творог, яйца, муку, соду – и на противень, а в «праздничный» еще добавляют запаренный изюм и сметану, запеканка готова!

Ужин завершается неторопливым чаепитием, у каждого из нас по большому зеленому чайнику, мы привыкли к таким в общежитии, целительная влага «утоляет» каждую частицу тела. Один из нас рассказывает, как отвадил желающих по пути в столовую пользоваться сараем из досок, не предназначенным для туалета.

Рассказ от его имени.

Не далее как вчера я припоздал на ужин, вы интересовались причиной. Начинало темнеть, меня опережали три-четыре козерога, сворачивают к сараю поссать, подхожу и подпираю ногой дверь, громко кричу на казахском и русском языках: «Эй, Аскар, балта мен тырнакты акел», «Молоток и гвозди принеси». Далее на русском с акцентом: «Дверь гвоздем забить буду». Через пару минут камнем стучу в дверь. Из сарая раздается жалобный голос: «Бабай, отпусти нас, мы больше не будем». Я настаиваю: «Мен саган сенбеймин», «Я не верю вам, не веру».

В разговор вступает знаток песен и стихов, балагур и толстяк Козлевич, он хорошо знаком с творчеством Кости Беляева, автора русской народной песни про евреев.

В общежитии сто дверей
и за каждой спит еврей, евреи,
евреи, кругом одни евреи.

Затем на автора исполнения дружеский шарж.

Кума: Мы пытались позавтракать рацией, а она оказалась железной, вот сволочь, железной! Мы упрямо идем к своей цели, правда, трое вчера утонули, а четвертого, толстого, Козлевича, съели…

Молодость, энергии хватало увенчать нескончаемый день танцами, знакомились с местными девчатами, влюблялись и гуляли по улицам села. Нарушение «сухого закона» было редко, один из таких случаев произошел при распитии спирта, других напитков на целине не продавали, стоил он пять рублей за поллитровку, компот не лучший «разводчик» огненной воды, и одному из нас он пошел не впрок. Зато трудяга он был примерный, на все руки мастер, столяр, плотник и бетонщик.

Оплата производилась повременно-премиальная, с поощрением за надежность и качество работы. Форма оплаты – коллективная, с последующим распределением по коэффициенту трудового участия, распоряжением советского правительства предусматривалось снижение нормы выработки в пределах двадцати процентов.

Возвращался студенческий строительный отряд численностью более тысячи человек поездом Целиноград – Москва на Казанский вокзал. Всех студентов построили на митинг, нас встречали как героев. И хотя время было вечернее, играл духовой оркестр и, что самое удивительное, с трибуны нас приветствовал ректор.

Глава III Ректор

Георгий Александрович Николаев сказал теплые слова, поблагодарил за ратный труд. А труд действительно был нелегким, так как ректорат, по просьбе Целиноградского обкома Компартии Казахстана, продлил нам летние каникулы аж до 5 октября. В заключение речи ректор заявил: «Ну что, друзья, отдохнули? Теперь пора за работу!» Шутка пришлась по вкусу.

Николаев был одной из традиций Училища. Вот он: невысокий согбенный старик идет шаркающей, резкой походкой, размахивая правой рукой. Он сед, редеющие волосы коротко подстрижены. На лацкане поношенного пиджака круглый значок члена Академии наук, звезда Героя Социалистического Труда. Если вы остановите его, он повернется к вам всем корпусом и будет внимательно слушать, доброжелательно кивая наклоненной вбок головой. При этом он может прикрывать глаза и подпирать щеку рукой. На трибуне держится прекрасно – говорит бодро, с необычными, ему одному присущими оборотами речи. Студенты ликуют, когда ректор начинает речь. «Комсомольская дача» – это он о стройотрядах. Рядом с цветущей молодежью он выглядит древним, полузасохшим деревом…

Немыслимо представить «технилище» без Николаева. Он – потрясающий.

У маршала Буденного очередная внучка поступала в институт. Выбор пал на Бауманский. Дело было в 1965 году, Николаев только стал ректором. Семен Михайлович приехал к нему, а Николаев стал волынить: «М-м-м, конечно, мы постараемся, но возможности наши ограничены… Боюсь, что ничем не можем помочь…» Маршал пошел пятнами. После беседы в таком духе он быстро уехал, а дед потер руки: надо с него слупить миллионов двенадцать на строительство… Слупил! Тактик был выдающийся!

Заседания Сварочного совета вел как дирижер. Острые углы обходил по лезвию ножа. Чувствует, что нарастает большая склока, спохватывается: «Виталий Александрович (профессору Винокурову), совсем забыл – меня ждут в Минвузе. Проведите-ка заседание вы».