Второй дом

Убивать беззащитное животное, которое в пятьдесят раз меньше среднестатистического человека и в сто раз меньше тебя. Да, как ты, блять, можешь еще так говорить, живодёрка?! Опять же извиняюсь за мой иностранный акцент в данном случае. После весьма категоричных суждений вы, возможно, подумали, что дома я развожу тарантулов, у меня аквариум с мухами и муравьиная ферма, но это совсем никак. Я, честно скажу, не особенно люблю насекомых – это правда, но если рядом летает надоедливый жучок, то я просто отмахнусь, к чему эти убийства, к чему лишний раз выливать чью-то кровь, лишать какое-то существо обычной радости жизни – нет, это не про меня.

Кто-то скажет: "Ну, блин, Саш, это мухи, они же противные". То есть ширококрылую, разноцветную бабочку нельзя убивать, потому что она красивая, верно? Убили бы вы прекрасное создание, которое тихо и аккуратно шевелит крышками за вашим столом? Не думаю. Получается, все дело лишь во внешности? Как же так, друзья? Разве выбирала муха свою внешность перед рождением? Тоже врятли. Кто из нас не хотел бы стать красивой, легкой бабочкой, но природа не способна сделать всех изящными созданиями. Всегда должна быть муха – черная, грязная работяга. И в этом её настоящая красота, но человеку с его лицемерием это не понять. И аргументы у этой женщины будут по типу: "муха же на говне сидит", хотя её работа – убирать дерьмо за детьми. Да и от самой этой школы пахнет не слабо, может мы все тогда мухи.

Хотела бы Надежда, чтобы всё закончилось именно так? Буду рад, если ей было тепло и комфортно, перед тем, как её поглотила грязная вонючая тряпка. Она погибла молодой, так и не увидев прекрасную архитектуру и белые ночи Санкт-Петербурга. Надеюсь, Надя хотя бы обрела покой, ведь ей больше не нужно метаться, и все заботы и проблемы пропали в один миг. Ясно лишь одно: Надежда умерла, пробыв какие-то две минуты в нашей школе. Что уж тут говорить о школьниках.

С другой стороны, действительно ли мне столь жалко мелкую мошку, может мне жалко самого себя из-за того, что я волей неволей ассоциирую себя с этим небольшим насекомым, которое просто хочет летать свободно, держа курс в небо, но погибает под гнётом навязанных парадигм и потребностей. Да уж, есть ли мне вообще дело до какой-то мушки? Но хочется ли на самом деле "в небо"? Вообще ничего не хочется. Небо лишь образ чего-то вечно не досягаемого, несбыточного, но прекрасного и удивительного. На деле же никакого "неба" не существует, просто хочется потрясти свое однообразное существование. Однако это лишь самосожаление и нытьё. Должен ли я ждать каких-то изменений в жизни, если ничего не делаю для этого?

Таким макаром я и доныл до выхода из столовки. Это уже не то уютное место, которое ассоциируется у меня с приемлемо невкусной едой и отвратительным кофе. Теперь оно связано с убийством мух и рождением премерзкого настроения, тем более, что я иду на русский, а значит, ничего хорошего ближайший час можно не ждать.

Кабинет, хранящий величие русского языка и достояние великих деятелей литературы находится на четвертом этаже. Чтоб вы понимали, выход из столовки идет в холл, оттуда два пути: один – лестница на второй этаж, где находится актовый зал слева и кабинеты физики и химии, дальше по коридору кабинеты начальных классов, второй – коридор к ещё двум лестницам, по которым можно подняться на любой из этажей. Значит, мне нужно идти в коридор сразу налево. Зачем я вам все это рассказал? Не знаю, но, может, теперь вы лучше знакомы с архитектурой школ Центральной России.

Выйдя в холл, нельзя не отметить его красоту даже при всей моей любви к нашей школе. Холл даже излишне комфортабелен и презентабелен. Аккуратные ровные стены, красочные и яркие объявления и приглашения, скамейки на каждый квадратный метр, ровная и красивая бежевая плитка. Это слишком сильно контрастировало со всем остальным, что есть в этой школе. Все делалось ради усмирения волнений родителей по поводу выбора места, где учатся их дети. Дальше холла родители не заходят, там они встречают и провожают отпрысков. Ведь, как они считают, от уровня школы зависит очень многое. А если холл здесь на высшем уровне, то бишь образование тоже. Однако работает всё, к сожалению, не так просто

Особенно неприятно, что наша школа не может спокойно признать свою ветхость и старость. Она как одинокая пятидесятилетняя женщина, которая штукатурит возрастные морщины горой тонального крема, сквозь который, если подойти ближе, чем на два метра, все равно видно неизбежные со временем неровности и несовершенства когда-то еще здорового лица. Только вот одинокая пятидесятилетняя женщина уже врятли надеется, что кто-то будет рядом с ней дольше нескольких секунд, а я учусь в этой школе 11 лет.