Второй дом

Передо мной стояли Ренат, Сашка Евсеев и Витя Васин, узбек, толстячок и задрот, мало ли вы забыли. Они без особого увлечения обсуждали музыку, а именно новый альбом Лизэша; из-за того, что мы не были особо близкими друзьями, обсуждение зачастую содержало отстраненные от личной жизни темы, что в принципе логично. Поэтому объектами разговора наших небольших собраний в основном были игры, музыка, спорт или что-то непосредственно связанное со школой. Я подошел к ним, Ренат и Витя спорили, а Сашок просто находился рядом, радуясь тому, что люди не падают в обморок, стоя рядом больше 2 минут. Я не был так увлечен рассуждениями оппонентов, а значит моё обоняние сдавало с каждой секундой, и перекинувшись парой слов с тёской я пошел дальше. Ваня-блатной сидел один в наушниках всем видом, обозначая свое личное пространство, и подходя к нему он начинал смотреть на тебя таким уставшим и неприветливым взглядом, от которого приходило понимание того, что шершавый линолеум, неудобный стул или сопливая салфетка больше открыты для диалога, чем он.

За последней партой крайнего ряда сидел одиноко скучал Петя Самосвалов. Из-за низкого роста (165 см в 17 лет) я называл его Петручио, к тому же это просто забавное имя. Учитывая, что его ноги чуть длиннее, чем ваши руки, довольно странно, что он носил штаны сильно не по размеру. Они были слишком широки и длинны, от чего собирались и скомкивались, собирая всю школьную грязь. Как и свой перештопанный серый свитер, эти брюки он носил уже года 2. Видимо родители ожидали, что одежда будет на вырост, но Петрофан так и не рос. Объяснение этому куда менее забавно – бедность. Его отец работал на заводе, занимая не самую высокую должность, и большую часть зарплаты пропивал. Мать была уборщицей по найму. Брала работы так много, насколько могла, чтобы хоть как-то содержать семью. Этим объяснялось всё: низкий рост, худощавость Петра, старая потрепанная одежда и практически постоянный грустный вид. Я подошел к нему.

– Как дела, Петь? Как тест?

– Да нормально – промямлил он, отклонив голову набок, было видно, что он как мог держался на стуле, чтобы не рухнуть на стол – Я проспал весь урок, вчера была смена, расклеивал до ночи.

Петя, чтобы помочь маме по содержанию семьи, раздавал фляеры и расклеивал листовки по всему городу.

– Как тебе новый альбом Лизэша? – спросил я с надеждой как-то растормошить его, но он снова заснул. Не буду его трогать, может хотя бы во сне у него штаны по его размеру.0

10:40

Звонок, означающий начало еще одного конца, в класс заходит наш пучеглазый паровоз Любовь Петровна и с нескрываемой неприязнью к нам и своей жизни включает электронную доску. На этом моменте начинается самый тяжелый и неприятный период в человеческой жизни – скука. Тело будто атрофируется, и ты чувствуешь, что не способен совершить ни одного осознанного действия. Секунды, минуты, часы просто проходят мимо тебя, пока ты только сидишь за старым незафиксированным стулом, и самое страшное в этом – понимание того, что за время информатики, да и далеко не только за ней, ты не прогрессируешь или регрессируешь, становишься умнее или глупее, лучше или хуже, ты просто выпадаешь из жизненного цикла. С тобой ничего не происходит, а ведь весь смысл нашего существования – это какие-то изменения, и потому, наверно, я так не любил информатику, не потому что мне не нравится учитель, не потому что мне плохо дается этот предмет, или я гуманитарий. Все дело было в этой отягощающей скуке.

10:45